раздражали командира дивизиона. Он отчетливо начал осознавать, что вся эта «бухгалтерия», которая по замыслу штаба должна была объективно отражать ход соревнования в подразделениях, только запутывала людей, обесценивала оценку, показывала, как далека она от истины, от реального положения дел в батареях. Что же это такое происходит?

— Показуха! — вырвалось у Бронина.

Резко поднявшись со стула, он подошел к таблице, снял ее со стены и, скрутив, швырнул на шкаф, где лежали старые подшивки газет. Закончив эту операцию, он стряхнул с рук обильную пыль, с шумом выдохнул и, чувствуя облегчение на душе, снова обвел взглядом кабинет. На графике практических тренировок, что висел на левой стене, его внимание привлекла голубая колонка, где отмечались результаты работы операторов. Виктор Павлович подошел, стал старательно анализировать записи. Но вскоре понял, что итоги прошедшей тренировки не дают сосредоточиться.

Крепко досталось Бронину на разборе учения. А главное — за что? Ведь он успел провести только одну тренировку. Правда, во время развертывания мог распоряжаться и лучше, но поверил в подчиненных, полагал — они этому хорошо научены. А оказалось, без проверки расчетов, без подсказки — ни шагу.

Скрипнула дверь. Виктор Павлович поднял голову. На пороге стоял его товарищ по академии, а теперь офицер штаба части подполковник Николай Павлович Кучин.

— Переживаете? — спросил он, присаживаясь рядом. — Разобрались, почему вам так не повезло?

Бронин потер виски, устало сказал:

— Догадываюсь…

— А все-таки? — переспросил Кучин. — Да вы выложите все как на духу. Легче будет. Мне обычно это помогает.

— Ошибок много. И с управлением недоглядел… за временем не следил… знания подчиненных переоценил…

— Верно. И команды неточные, и время забыто, и… — Он глянул на Бронина, как бы решаясь, говорить или нет? — И, извините, делом не своим занимались.

— Как это — не своим? — Бронин поймал себя на том, что самолюбие его взыграло. Но тут же ругнул себя: «Умерь пыл, правда, она не всегда приятна».

А Кучин как ни в чем не бывало продолжал:

— Скажите, где вы должны были находиться во время боевой работы?

Бронин нехотя стал перечислять обязанности командира дивизиона.

Подполковник хитровато прищурился:

— Ну-ка, припомним ваши действия с самого начала…

Слово за слово, и затянулась их откровенная беседа на добрый час.

— Это хорошо, что вы доверяете людям, — сказал под конец офицер штаба. — Самостоятельность у людей надо вырабатывать. Лично мне понравилось, что вы не стали перепроверять расчеты старшего лейтенанта Алешина, хотя к нему раньше всегда были претензии. Скажите откровенно, вы действительно уверены в нем или не хватило времени на перепроверку?

— Я должен был проверить его самостоятельностью.

— Спасибо за откровенность.

Мысли о прошедшем учении еще долго одолевали Бронина. И все же он в этот вечер пришел к твердому убеждению, что доверять подчиненным надо. Но надо и потребовать от них четкого выполнения служебных обязанностей. Одним — помочь, с других — строго спросить. Ведь что произошло на учении? Подчиненные действовали, как и при прежнем командире, который как вихрь носился по позиции, командовал, проверял. Кстати, и сегодня Алешин излишне горячился, накричал на рядового Тимонина, усомнился в мастерстве сержанта Китаева и все поглядывал на Бронина. Люди ждали, что он даст указания, проверит расчеты, внесет поправки, то есть будет работать на них. Нет, Бронин не изменил своему правилу! Работу будет строить только на доверии к людям. И вполне естественно, что ни старший лейтенант Алешин, ни сержанты к такому доверию оказались еще не подготовленными…

В полночь командира дивизиона разбудил телефонный звонок.

— Товарищ майор! У меня неисправность на станции, — доложил Алешин и тут же спросил: — Какие будут указания? Рядовой Тимонин сам, наверное, не справится.

— А почему вы меня об этом спрашиваете? Вы правильно сказали: «У меня неисправность на станции». Вот и устраняйте, или полагаете, что и мне надо бежать устранять неисправность?

В трубке установилось молчание, потом извиняющимся голосом Алешин пояснил:

— Я просто посоветоваться хотел, товарищ майор.

— А может, снять с себя ответственность? Действуйте самостоятельно, Алешин. Жду доклада об устранении неисправности.

Но уснуть Бронин не мог. Оделся, пошел на позицию. В аппаратной застал группу солдат, которые толпились, мешая один другому.

Бронин хотел было вмешаться, но рассудил, что люди в общем-то заняты делом, которое захватило их. Значит, все будет в порядке.

Возвращаясь с Алешиным с позиции, Бронин спросил его:

— Почему вы собрали весь расчет? Ночь ведь… А главное — все ли были нужны?

— На всякий случай. Мало ли что могло быть…

— Эх, Алексей Дмитриевич! Сдается мне, что не доверяете вы людям, слабо знаете их возможности. Вот и теперь перестраховались… А ведь в происшедшем виноваты сами. Это ваша прямая обязанность научить подчиненных устранять простейшие неисправности.

Бронин помолчал, разглядывая молодого офицера. Тот хмурился, на командира дивизиона старался не смотреть. Но слушал майора внимательно — все время замедлял шаг, когда Бронин говорил не очень громко.

У офицерского общежития командир дивизиона, переходя на деловой тон, уточнил:

— Вот что, товарищ Алешин. Через три дня я буду принимать зачеты по знанию уставов. Лично. Вас приглашаю первого.

К своему одноэтажному домику, возле которого росли два разлапистых ясеня, Бронин подошел, когда небо на востоке посветлело. Глянув на часы, он понял, что поспать больше не удастся. Присел на лавочку, расположенную между деревьями, задумался. Вот уже две недели он в новой должности, а результатов пока не видно. Люди вроде бы «зашевелились», четче стал учебный процесс, многие начали более ответственно подходить к исполнению служебных обязанностей, а конечный результат этого «шевеления» невысок. Все та же удовлетворительная оценка, что была при старом командире. Исподволь Бронина стал беспокоить вопрос: «Правильно ли рассчитал силы, не преувеличил ли свои возможности?» Вот и семью сорвал с насиженного места. А ведь Вера предупреждала: «Зря ты, Витя, едешь в эту тьмутаракань. Сына в школу пора отдавать, а какие там, в селе, учителя? Да и мне работы не будет — кому нужен фармацевт в деревне?»

Бронин улыбнулся, вспомнив, как жена неуверенно и робко отговаривала его, понимая, что ее слова неубедительны для мужа. Но он терпеливо слушал ее, не перебивая. Потом сказал, как только она умолкла: «Прежде всего, Верочка, ты нужна мне. Твой совет, твое участие, твое душевное тепло. А работа есть и на селе. Да и Лешка будет учиться. Школа в гарнизоне новая, большая».

Откуда-то издали донесся гудок паровоза. Бронин удивился, вспомнив, что до станции около шести километров. Отметил: не забыть бы — через двадцать два дня приезжает семья. К этому времени надо ремонт квартиры закончить. Вот дела в дивизионе пойдут в гору, тогда и можно приступить к ремонту.

Неожиданно верхушки ясеней