И точно, Ник добавляет:

— Бостон — маленький город, не так ли?

Вэлери кивает; честность и прямолинейность Ника вызывают у нее прилив чистого восхищения.

— Так что? — спрашивает Ник.

— Что — что?

— Вы подадите в суд?

Она качает головой, но тут приходит Тони с вином и брускеттой и быстро оставляет их снова, поняв, видимо, что разговор у них серьезный, личный. Они чокаются и делают первый глоток, глядя друг другу в глаза.

Опустив бокал, Ник говорит:

— Знаете, а я на вашем месте, может, и подал бы в суд. Они этого заслуживают. Какой идиот позволяет маленьким детям вот так играть рядом с костром?

— Поверьте, я понимаю. И я это обдумывала — подачу иска, — говорит Вэлери, стискивая зубы и изо всех сил подавляя ядовитую волну гнева, которой сегодня утром она позволила вырваться наружу. — Но... это не поможет Чарли. Это ничего не изменит.

— Понимаю, — говорит Ник, и они снова не торопясь делают по глотку вина.

— И потом, — она делает паузу, — это не в моем стиле.

— Я и это понимаю, — говорит он, словно они давние-давние друзья. Затем широко улыбается ей, и от этой улыбки в сочетании с вином на пустой желудок у Вэлери голова идет кругом.

Не сводя с Вэлери глаз, Ник указывает на тарелку с брускеттой.

— Пробуйте.

Она улыбается в ответ и перекладывает два ломтика жареного хлеба на свою тарелку, радуясь возможности отвлечься и надеясь, что Ник не догадывается, как он на нее действует.

— Думаю, — говорит Вэлери, передавая блюдо Нику и продолжая свою мысль, — положение матери-одиночки говорит не в мою пользу.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает он.

Она пожимает плечами, подыскивая слова для описания своего ощущения: что быть одинокой — значит вообще быть другой, это препятствие к дружбе, во всяком случае, к женской дружбе. Со времени учебы в школе она пришла к твердому убеждению: девочки ищут себе подруг в точности как они сами или таких, на кого хотят походить.

— Не знаю, — отвечает она, восторгаясь про себя искусным сочетанием томатов, базилика, чеснока и лука, поджаренных до идеального золотистого цвета. — Мне кажется, люди предполагают... понимаете... что матери-одиночки нуждаются в деньгах... или могут быть... более беспринципными.

Вэлери поднимает глаза и видит, как Ник морщится, выражая свое несогласие с ее теорией. Затем он спрашивает:

— Вы были замужем... какое-то время?

Она качает головой, глотая первый кусок брускетты, и вслух отмечает замечательный вкус и свежесть ингредиентов.

Ник с раскаянием смотрит на Вэлери.

— Простите... мне не следовало об этом спрашивать... Меня это не касается.

Затем он устремляет взгляд в свою тарелку, как бы заверяя Вэлери, что расспросов больше не будет. Она понимает: сейчас ее ход — и на секунду поддается своему обычному правилу не распространяться о своей личной жизни. Но потом делает большой глоток вина и, тщательно подбирая слова, начинает:

— Нет. Я никогда не была замужем. Отца у Чарли никогда не было... Его звали Лайон... если это что-то вам говорит.

Она улыбается, разрешая улыбнуться и Нику.

— Он был художник. Талантливый художник, — продолжает она. — Мне казалось, я люблю его. Он говорил, что любит... и я ему верила. А потом... ну, в общем, ничего не получилось. — Она издает нервный смешок. — Если быть более точной, он исчез, сразу после того как я забеременела. Поэтому он никогда не видел своего сына. Насколько я понимаю, он не знает, что у него есть сын. Хотя иногда мне трудно в это поверить, что никто из его друзей не видел меня с ребенком. С ребенком, у которого его кудрявые волосы. Его овал лица.

Так много на эту тему она никогда не говорила, и чувствует себя опустошенной, приоткрыв свою жизнь, но испытывает и облегчение. Вэлери чувствует на себе взгляд

Ника, и откуда-то находит смелость поднять глаза и встретиться с его взглядом.

— Вы знаете, где он сейчас? — спрашивает Ник.

Вэлери снова отпивает вина и отвечает:

— Я слышала, он переехал на Запад... Но я никогда не пыталась его найти... Хотя уверена, что могла бы... Думаю, у него бывают выставки... Но я просто... не вижу смысла. Я всегда считала — так для Чарли лучше.

— Вам, должно быть, нелегко приходилось, — тихо произносит Ник. Его глаза светятся теплом и пониманием, но жалости в них нет.

— Бывало, — признается Вэлери.

— И до сих пор?

— Иногда, — говорит она, не отводя взгляда, и думает о той ночи, когда произошел несчастный случай, какой напуганной и одинокой она себя чувствовала, даже с Джейсоном. — Но не сейчас.

Он снова улыбается замечательной, широкой улыбкой, от которой сердце Вэлери пускается вскачь, и говорит:

— Я очень рад это слышать.

Затем смотрит на часы и предлагает заказать ужин.

— Разве вам не нужно идти? — слабо протестует Вэлери.

— Пока нет, — отвечает Ник, знаком подзывает Тони и уверяет Вэлери, что ей обязательно понравятся равиоли.

Я вешаю темно-синий бушлатик Фрэнка и пушистую розовую шаль Руби на вешалку в прихожей, когда Ник влетает в боковую дверь, словно хочет выиграть две секунды из своего двухчасового опоздания. В течение дня мы ни разу не говорили, только обменялись тремя сообщениями. Первое — от меня с вопросом, когда он будет дома. Второе — голосовая почта от него, с ответом: он будет вовремя, чтобы уложить детей спать. И третье — текстовое сообщение, информирующее меня о его опоздании. К счастью, я ничего не обещала Руби и Фрэнку, давно уже уяснив, что делать это рискованно.

— Я правда сожалею, что опоздал, — горячо заявляет Ник и здоровается со мной поцелуем, попав губами в левый уголок моих губ. Он предпринимает новую попытку, на сей раз наши сомкнутые губы встречаются, и в этот момент у меня возникает тревожное ощущение — он не работал, когда прислал мне последнее текстовое сообщение.

Кто-то, как Кейт, назвал бы это женской интуицией, она к месту и не к месту употребляет данное понятие, когда всего лишь хочет сказать, что она не совсем слепая и глухая и от нее не укрывается некий ряд очевидных фактов. Этим вечером в ряду очевидных фактов были: густой запах чеснока, идущий от кожи и одежды Ника, пылкий тон его извинений, а больше всего виноватое выражение его глаз.

Проясню. Это не виноватость мужчины, который изменил или хотя бы подумал об этом, чего я никогда не боялась, и не виноватость мужчины, который сокрушается, что он банально плохой муж — пропустил футбольный матч, в котором участвовал его ребенок, не заметил новую прическу жены, был вызван на работу в середин ужина в честь годовщины свадьбы. Виноватое выражение Ника не столь явное, но тем не менее безошибочно угадываемое. Я пытаюсь понять, в чем дело, разглядываю Ника с деланным безразличием и решаю: это виноватость человека, который желал бы находиться в другом месте.