ахейцами, а затем двинувшимися по тому же пути дорийцами, отвоевывает у евреев и других семитских племен сирийское побережье. Народ этот носил название филистимлян, а отсюда и вся страна получила название Палестины. Из Крита же, по-видимому, пришли в Малую Азию и ликийцы. Библия считает родиной филистимлян остров Кафтор (старинное название Крита; критяне на египетских памятниках называются кефтиу).

Все эти пертурбации были, быть может, причиной того, что Греция в эту эпоху ее ослабления и распадения не попала в подчинение какому-нибудь крупному государству, а могла развиваться совершенно независимо.

Переселение греческих племен на восток началось уже в эпоху расцвета Микен. Они двигались через Кипр и Родос в Малую Азию. Это переселение уже с древнейших времен носило в значительной мере торговый характер.

Переселение дорян усилило эту волну колонизации. Фессалийские эоляне захватывают лежащий наиболее близко к ним Лесбос и северную часть западного побережья Малой Азии. Ионяне Аттики, Евбеи и северного побережья Пелопоннеса захватывают ряд островов и южную часть малоазиатского побережья Эгейского моря с большим городом Милетом, существовавшим еще в микенскую эпоху. Здесь жило стоящее на довольно высокой культурной ступени карийское население, с которым ионяне в значительной степени смешиваются. Наконец, и сами доряне устремляются вслед за другими греческими племенами и захватывают Крит, Родос, два небольших острова на юге архипелага — Феру и Мелос — и юго-западную часть малоазиатского побережья. Наиболее активными из этих переселенцев были ионяне; поэтому на языке восточных народов (в частности, евреев) слово «яван» означает «грек» вообще: на древнеионийском языке слово «ионянин» звучало как «явон».

Что касается самого материка Греции, то доряне и родственные им так называемые западногреческие племена переселились сюда в таком большом количестве, что несмотря на свой низкий культурный уровень, сделали дорийские языки господствующими здесь почти всюду, исключая лишь Аттику и Евбею. Только в Фессалии и Беотии — областях, сохранивших (как и Аттика) большое количество памятников микенской культуры, — образовались языки, соединившие в себе элементы дорийского и эолийского диалектов.

В гомеровском обществе нет и следа той централизации, которая была присуща микенскому обществу. Повсюду восстановился тот примитивный родовой строй, который существовал в микенскую эпоху в большей части Греции, почти не затронутой микенской культурой, и лишь в торговых центрах был вытеснен более передовыми общественными отношениями. Каждая маленькая община совершенно независима от других и имеет своего правителя — басилея. Даже когда жители различных греческих городов объединяются для совместного набега, эти басилеи чрезвычайно ревниво охраняют свою независимость и пресекают всякие покушения на причитающуюся им часть военной добычи. Эта добыча немедленно по окончании набега делится между его участниками; никакой общей войсковой казны нет. На общем собрании войска, в присутствии воинов Ахилл может позволить себе говорить Агамемнону такие слова:

Пьяница грузный, со взором собаки, с душою оленя...

Царь — пожиратель народа, над жалким народом царишь ты!

Само собою разумеется, что не в военное время эти местные басилеи чувствовали себя еще более независимыми.

Социальный уклад греческого общества вслед за приходом дорян в основном мало чем отличался от уклада древнейших первобытных обществ, предшествовавших микенской культуре и современных ей. Гомеровское общество на его ранней стадии является военной демократией, не знающей частной собственности на землю. И теперь, как и в древнейшую эпоху, отдельные общины находятся между собой в состоянии непрерывной войны, и жизнь человека, находящегося за пределами своей общины, ничем не защищена. И в эту эпоху значительная часть «полисов», несомненно, представляла собой еще не резиденцию властителя или аристократии, а только место, куда стекалось и где отсиживалось население во время нападения врагов; полисы этой эпохи строятся очень часто на склонах и других возвышенных местах.

Впрочем, и в гомеровскую эпоху, и даже позже, в классическую эпоху, сохранялись некоторые отличия между общинами восточного побережья и общинами, лежащими в глубине страны, особенно в северо-западной ее части. Прежде всего на западе, несомненно, гораздо резче и отчетливеее выступал патриархальный род, и деление на отдельные общины не было таким дробным, как у населения восточного побережья. Жители западной Греции — например, локрийцы, акарнанцы и элидцы — еще в исторические времена в значительной степени сохранили черты этого первоначального быта пришедшего сюда греческого населения. Процедура, применявшаяся этими племенами при образовании новых колоний и известная нам из надписей, дает нам возможность представить себе, как поступали в первое время после появления на Балканском полуострове пришедшие сюда греки.

Никаких укрепленных поселений эти пришедшие племена в большинстве случаев не строили. Они расселялись в ряде небольших открытых поселков (komai). Земля распределялась между родами или семьями пришельцев на равные участки по жребию; поэтому отдельные участки и носили название клеров, т. е. жребиев. Эти участки предоставлялись отдельным семьям лишь на время; принадлежали они общине. Время от времени происходил передел этих участков (anadasmos).[45] Эти переделы остались в памяти народа до классического времени и наряду с «отменой долгов» (лозунг, также восходящий к старинному запрещению взимать проценты) стали главным лозунгом греческих революционных партий начиная с VI в. Только вожди племени и храмы богов получали без жребия в собственность особо хорошие и плодородные участки (temene). Переделы вызывались прибытием новых поселенцев или рождением новых граждан, которых надо было также снабдить наделом, а это можно было осуществить только при систематических переделах земли.

Ряд мест из «Илиады» и «Одиссеи» показывают, что певцы поэм сохранили еще воспоминания не только о переделах, но и о коллективной обработке земли. Предпринятая с тенденциозной целью модернизаторская попытка Р. Пельмана перетолковать эти места в смысле частной собственности на землю не убедительна. Вот эти места («Илиада», кн. XII):

Два человека, соседи, за межи раздорят,

Оба с саженью в руках на общем[46] стоящие поле,

Узким пространством делимые, шумно за равенство спорят.

Далее на щите Ахилла, описанном в XVIII кн. «Илиады», противопоставлены друг другу, с одной стороны, общая пашня, обрабатываемая сообща общинниками-земледельцами (aroteres; когда они приходят к концу борозды, их угощает «муж» — очевидно, общинный виночерпий); с другой — «теменос басилея» (temenos basileion), где работают наемники (errthoi), а за их работой надзирает басилей со скипетром.[47]

Племя устраивало регулярно общенародные собрания на каком-нибудь открытом месте. В дни собраний здесь появлялись палатки и другие временные сооружения, которые затем сносились, и место снова становилось пустым. Это собрание имело значительную власть и активно контролировало действия правителя. Впрочем, такое собрание решало лишь вопросы войны и мира и другие наиболее важные