темных кронштейнах. Тишина как в пустом соборе, даже не слышно собственных шагов. Говоришь невольно вполголоса. Идем по плану. От парного поста у «брильянтовой комнаты» до часового «на подъезде ее величества», где стоит чучело саженного медведя – нужно пройти чуть ли не полдворца.

Иногда нарочно возьмешь в сторону и идешь наудачу. Можно было бы заблудиться, но через каждые две-три залы где-нибудь в углу на диванчике дремлет фигура дворцового служителя, который, если нужно, выведет на дорогу.

Возвращаюсь в караульное помещение. Бужу Митю Коновалова, а сам глубоко усаживаюсь в кресло и закрываю глаза.

В восьмом часу начинает светать и во дворце просыпается жизнь. Дворники в серых армяках с синими кушаками сгребают снег, метут караульную платформу и скребут тротуары.

К девяти часам утра все уже на дневном положении. Мы вымыты, но не бриты. В карауле бриться не рекомендуется, чтобы не пришлось выскакивать рапортовать начальству с намыленной щекой. Под пальто опять надеваем мундиры. Приносят отличный дворцовый кофе, холодное масло катышками и горячие калачи в салфетках.

От десяти до двенадцати дня время довольно неприятное. Ощущение такое, как бывает, когда, после ночи не в спальном вагоне, подъезжаешь к Петербургу, но осталось до него еще порядочно…

Наконец, без четверти двенадцать начинают собираться. Несессеры с умывальными принадлежностями, журналы и книги вручаются «посыльному», который все это везет на извозчике домой. Дается на чай служившим за столом дворцовым лакеям. Принято было давать по рублю с носа. С дежурного по караулам да с трех офицеров – вот уже 4 рубля, и это каждый день. Жили они не бедно.

Без пяти минут двенадцать весь наш караул выстроен перед раскрытыми стеклянными дверями в караульном помещении. С площади доносятся обрывки музыки. Бьет 12-часовая пушка. Музыка внезапно вырастает и начинает греметь оглушительно. Из-под арки дворцовых ворот показывается голова измайловского караула.

Наш часовой у фронта ударяет в колокол. «Караул вон». Мы выходим на платформу. Начинается вчерашняя церемония в обратном порядке.

Принос и относ знамени

Постоянное жительство знамен тех полков, где шефом был царь, была галерея героев 1812 года в Зимнем дворце.

Накануне того дня, когда полк заступал на главный караул, к Зимнему дворцу посылалась от полка полурота, при двух офицерах и с хором музыки, форма одежды – караульная, то есть для офицеров мундиры, и раньше барашковые шапки, потом кивера.

Так как парадные мундиры с шитьем приходилось надевать часто, даже и после введения в 1907 году защитного цвета кителя, который носился на занятиях и получил потом название «походного мундира», некоторые офицеры пускались на хитрость. К рыжим защитным кителям пришивали синие с золотым шитьем воротники, от старых парадных мундиров и от них же красные обшлага и тоже с золотым шитьем. Под пальто все равно не видно, что надето, а экономия в изнашивании дорогих парадных мундиров большая. Такой фальшивый мундир можно было надеть и в караул зимой, и в наряд на похороны, наряды очень частые. Всем полковникам и генералам, помиравшим в столице, для похорон полагалась воинская часть не меньше полуроты, с музыкой и при офицерах. Назначались офицеры и для несения орденов. Вообще такой мундир можно было надеть всегда, когда не предполагалось снимать пальто.

Назначенная для приноса знамени полурота, с двумя офицерами, официально говорилось «при двух офицерах», и с музыкой, которая возбудительно играла, следовала нашим обыкновенным путем, по Гороховой и Морской и шла прямо к дворцу, к подъезду «ее величества», то есть к тому, который был ближе к Миллионной улице. Шагах в 80 от подъезда, с музыкой на правом фланге, она выстраивалась лицом к подъезду, брали «к ноге», и офицер командовал «вольно».

К этому времени полковой адъютант или офицер, назначенный вместо него, со знаменщиком, или опять-таки с его заместителем, старшим унтер-офицером Е. В. роты, рядышком, в полковом экипаже или просто на извозчике, подъезжают к главным воротам дворца и идут к караульной платформе. Завидев их, часовой у фронта бьет в колокол для вызова караульного начальника. Выходит караульный начальник, здоровается с адъютантом и приглашает его в офицерское караульное помещение. Там, поболтав и покурив, оба они выходят в помещение для караула, и караульный начальник дает адъютанту разводящего поста у знамен.

Адъютант с разводящим и со знаменщиком идут в галерею 1812 года, и там адъютант берет свое знамя и снимает с него чехол. Делать это нужно было сугубо осторожно из-за ветхости шелковой материи знамени. Затем адъютант надевает на знамя ленты и в этом виде передает его знаменщику. При дожде и в дурную погоду чехол со знамени не снимался. Знаменщик берет знамя на плечо, и они вместе, адъютант, держа руку под козырек, впереди, знаменщик со знаменем сзади, выходят на подъезд к ожидающей их полуроте.

Командир полуроты выходит для командования и командует:

– Полурота, смирно! Слушай на кра-ул! – И салютует шашкой.

Музыка играет полковой марш. Знаменщик становится на свое место, правее командующего офицера. Берут «к ноге». Затем, «отделениями, левое плечо вперед», впереди музыка, знамя и полурота, опять той же дорогой, через площадь, под арку по Морской и Гороховой возвращаются домой. Когда несут знамя, офицеры держат шашки «на плечо».

Все военнослужащие, чином ниже генерала, при встрече со знаменем становятся «во фронт». Генералы отдают честь.

Придя в расположение полка, полурота со знаменем проходила на двор полковой канцелярии и там выстраивала фронт. Опять брали «на караул». Выходил адъютант, обогнавший караул, и относил знамя к денежному ящику, где знаменщик клал его на стойку, под охрану часового. В канцелярии знамя оставалось до следующего дня, когда тот же адъютант выносил его на развод с церемонией.

После караула, опять-таки на другой день, знамя тем же, но обратным порядком снова относилось в Зимний дворец.

Другие караулы

В мирное время несение караульной службы было искони одним из главных занятий гвардейского солдата. В те отдаленные времена, когда казарм еще не существовало, а солдаты жили «на квартирах», им распределяли места для спанья всегда на одну треть меньше положенного состава, учитывая, что ночью один из трех непременно будет занят на карауле. В новорожденном петровском Петербурге караульная служба была еще тяжелее. Несмотря на малое его тогда пространство и незначительное население, полки Преображенский и Семеновский высылали в караулы ежедневно две трети своего состава. Петровская гвардия держала офицерские караулы не только на всех заставах, при въезде и при выезде из города, но и на мостах. Офицерский караул существовал при перевозе через реку Фонтанку.