Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще до отъезда Ионаф, Ханания, Иозар и Симон направили письмо Иоанну, с тем чтобы он был готов к вооруженному столкновению с Иосифом, а также написали жителям Тверии, Сепфориса и Габары, чтобы те прислали Иоанну свои ополчения для подмоги.
Но поистине нет ничего тайного, что не стало бы явным! Среди участников заседания по формированию «проверочной комиссии» оказался и Иоханан бен Гамала, который поспешил рассказать о принятом решении своему старому другу Маттитьягу, а тот немедленно отослал письмо с этим известием сыну, так что оно на несколько дней опередило появление в Галилее членов комиссии и их свиты.
Таким образом, Иосиф оказался готов к их приезду, и у него появилось время, чтобы обдумать свои дальнейшие шаги. В письме отец умолял Иосифа, поскольку на кону стоит его жизнь, подчиниться требованиям комиссии и прибыть в Иерусалим, чтобы там доказать в суде свою невиновность. К тому же, добавлял Маттитьягу, чтобы достучаться до сердца сына, он уже стар, его здоровье пошатнулось, и он жаждет увидеть своего Иосифа прежде, чем смежит веки.
Однако у Иосифа было на этот счет свое мнение. Уступать кому-либо власть, и уж тем более такому заклятому врагу, как Иоанн Гисхальский, он не собирался, и вскоре у него в голове возникла та стратегия противостояния комиссии, которой он решил последовательно придерживаться.
* * *
Были ли претензии Иоанна Гисхальского к Иосифу справедливыми?
И снова мнения историков расходятся, но даже когда они оппонируют друг другу, ни у одного из них нет однозначного ответа на этот вопрос. Те, кто убежден, что Иосиф изначально не был настроен на войну с Римом, вынашивал планы примирения, а значит и предательства если не всего своего народа, то последовательных сторонников продолжения восстания, утверждают, что Иосиф сознательно искажает картину, говоря о том, что стал жертвой интриг и подкупа людей Ханана бен Ханана. Иосиф, по их мнению, действительно к тому времени вел себя как диктатор Галилеи — кого хотел казнил, а кого хотел миловал; жестоко подавлял любые попытки оспорить его решения, а семьдесят членов созданного им для игры в демократичность некого подобия местного Синедриона держал в Тарихеи в качестве заложников. Все его приготовления к войне были, как показало будущее, блефом, и нет почти никаких сомнений, что если бы военное управление областью было доверено Иоанну Гисхальскому, сопротивление римлянам было бы куда более эффективным и длительным.
Возможно, в этом и заключалась задача комиссии: она должна была взять на себя административно-хозяйственные, а Иоанн — военные функции.
Но и оппоненты противников Иосифа правы, когда указывают на то, что выдвигаемые против него обвинения выглядели голословными, а комиссия была изначально предвзятой. Подобная критика в адрес Иосифа раздавалась и при его жизни, и, отвечая на нее, он писал: «Будучи около тридцати лет, в каковом возрасте, даже воздерживаясь от беззаконных вожделений, трудно избежать клеветы завистников, тем более имея большую власть, я не опозорил ни одну женщину и презирал всякие дары как не имеющий в них нужды — и даже не принимал у приносивших десятину, которая полагалась мне как священнику. Однако победив сирийцев, населяющих окрестные города, я взял часть из добычи и признаю, что послал ее в Иерусалим родственникам. И дважды взяв штурмом Сепфорис, четырежды Тивериаду и один раз Габару, а также захватив Иоанна, который неоднократно злоумышлял против меня, я не стал мстить ни ему, ни какому-либо из названных племен, как будет показано в дальнейшем. Поэтому, я думаю, Бог (ибо не укрываются от Него поступающие как должно) и от их рук избавил меня, и затем сохранил среди многих опасностей» (ЖО, 15:80–83).
Дальнейшие события, о которых мы опять-таки знаем прежде всего из автобиографии самого Иосифа, если не полностью, то отчасти подтверждают эти его слова.
Получив письмо отца, Иосиф объявил друзьям, что спустя три дня собирается покинуть Галилею и вернуться в Иерусалим, а также позаботился о том, чтобы весть о его «решении» быстро разошлась по всем уголкам Галилеи. Встречено это было населением отнюдь не с ликованием, а наоборот — со страхом и горечью. Как оказалось, большинство жителей по достоинству оценили тот относительный покой и порядок (пусть и ценой прямого подкупа разбойников), который навел Иосиф, и многие опасались, что с его отставкой снова возобновятся грабежи на дорогах и разбойничьи налеты на деревни. Тысячи людей начали стекаться в расположенную неподалеку от Сепфориса деревеньку Асохис, где в тот день остановился Иосиф, чтобы умолить его остаться на посту коменданта. И это было лучшее доказательство того, что Иосиф и в самом деле является популярным народным лидером.
Сам он, зная, что посланцы Иерусалима вот-вот должны появиться в Галилее, и гадая, чем же все это в итоге обернется, тем не менее отправился спать и увидел сон, который расценил как пророческий.
Во сне Некто подошел к его постели и сказал: «Освободи душу от печалей, человече, и избавься от всякого страха. Ибо то, что огорчает тебя, сделает тебя величайшим и во всем счастливейшим. Ты добьешься успеха не только в этом, но и во многом другом. Не страдай: но помни, что тебе еще нужно воевать с римлянами».
Пробудившись от этого сна, Иосиф пребывал в отличном настроении, так как увидел в нем ясный знак, что он сможет расстроить все козни своих противников. Эта уверенность укрепилась, когда собравшаяся на поле возле Асохиса толпа встретила его восторженными криками, а затем умоляла остаться и не бросать Галилею на произвол врагов и разбойников. Многие из собравшихся, включая женщин и детей, подкрепили эту мольбу тем, что встали на колени. Затем раздались гневные крики в адрес иерусалимских властей, намеренных отозвать такого толкового правителя области, и завершилось все тем, что с Иосифа стали требовать клятвы, что он никуда не уедет. И Иосиф поклялся — исключительно, как он уверяет, из «жалости к народу» и из понимания, что «стоит ради такого множества претерпеть и явные опасности». Ну и заодно потребовал, чтобы собравшиеся сформировали ополчение из пяти тысяч воинов, пропитание которых обеспечивали бы их родные