Наш корабль проигрывал.

Половина того, что осталось от командного центра, – неопределенная, угловатая и гораздо меньшая в размерах – отпала и исчезла. Я краем глаза увидел изогнутые очертания охотника-киллера класса «отчаяние», мерцающие, лоснящиеся в сиянии нашего догорающего корпуса. Мы парили сами по себе. Наш воздух быстро застаивался, и мы были окружены вакуумом.

В моем сужающемся поле зрения появились три мощных, полностью функциональных искателя – более длинные, лощеные версии боевых сфинксов Дидакта. У них, обезличенных, темных, быстрых, отсутствовали скалящиеся очертания более старых машин.

Один из них пронзил только что нарощенные стены и, описав круг, остановился позади нас. Потом, подняв кверху нос, пронзил внутреннюю перегородку в поисках других пассажиров. За обломками корабельных палуб я увидел, как искатель освободил боевых сфинксов, но только для того, чтобы раздробить их, словно игрушечных, на отдельные секции, а потом превратить в искрящуюся пыль.

Сфинксы не оказали сопротивления.

Другой искатель взял на буксир Дидакта, потащил его за собой на струне, словно детскую игрушку на резинке, подальше от горящего корабля.

Третий приблизился ко мне, но ничего не предпринимал, словно ждал инструкций. Потом, когда поле моего зрения сузилось до сиреневого конуса и мне стало казаться, что я глотаю последние капли воздуха, искатель выдвинул манипуляторы и вытащил меня из разбитого корпуса, но не в сторону флотилии кораблей, а наружу, вокруг… и наконец вниз.

Нас всех бесцеремонно поволокли на планету сан’шайуумов.

Парализованный, помещенный, как в пузырь, в прозрачное поле, с дезактивированной подавителями анциллой, я мог, как из первого ряда партера, видеть постоянно меняющиеся картины того, что могут сделать Предтечи, когда верх над ними берут ярость и страх.

У них нет воинской дисциплины.

Атмосфера внизу представляла собой вихрящийся хаос огня и дыма. Военное снаряжение и автоматические боевые системы были слишком малы, а потому невидимы, но я видел их действие – мечущиеся игольчатые световые лучи, сверкающие дуги, прорезающие континенты, похожие на штампы пя́тна, впечатанные в поверхность, а после поднятые с вращением и наложенные вновь. Я в жизни не видел ничего подобного. А Дидакт видел.

Его воспоминания давали комментарий и контекст, а струна тащила меня за собой в ад.

На какой-то момент планета пропала из принудительного поля моего зрения, и теперь, глядя вверх, я видел корабли и оружие, которые двигались по более высоким орбитам, как обезумевшие звезды. Видел ослепительное солнце, а потом искрящийся, растворяющийся корпус корабля Дидакта.

Корабль, посеянный Библиотекарем в центральном пике кратера Джамонкин, был смят и разломан, превратился в бесформенную массу, которая все еще пыталась восстановиться.

Корабль, у которого даже имени никогда не было.

Несколько раз искатель пересекся с импульсом ионизированного газа и сильно разогретой плазмы, которая обожгла мои нервы и пробрала до костей, не издав никаких звуков.

Я постепенно начал понимать, что децимация мира сан’шайуумов не была стопроцентно односторонней. Сама планета была источником плазменных импульсов и другой огневой мощи. Что еще интереснее: я увидел очертания корабля на фоне звезд, который никак не был похож на корабли Предтеч – плоская платформа, окруженная трепещущими серебристыми парусами. Эти паруса то сжимались, то расширялись, как колокол медузы, словно безуспешно пытаясь выплыть куда-то.

Колокол растворился, платформа переломилась, с нее посыпались тела – крохотные, неподвижные. Потом все исчезло. Меня еще раз развернуло. Планета была уже так близко – протяни руку и достанешь; может быть, километров сто оставалось до ее поверхности. Ночь подчеркивала умирающее сияние того, что, возможно, было лесами, городами.

Близ становящейся все ярче арки рассвета посверкивала в тени восходящего солнца река, усеянная оранжевыми точками, горящими кораблями – теми кораблями, которые плавают по воде.

У меня было достаточно времени, чтобы пожалеть себя, раскаяться во всем, что я натворил, но, вопреки всем моим ожиданиям, я не стал этим заниматься. Нельзя жалеть о том, чего не было, нельзя раскаиваться в том, чего не совершил. Нужно просто смотреть, ждать… Ждать, уже почти смирившись с тем, что умрешь, если это необходимо и неизбежно.

Я думал о наших людях, у которых были все основания жалеть, что они связались со мной. Может быть, они все еще живы.

Главным призом, конечно, был Дидакт. Прометеец отказался от исполнения долга – настолько обременительного для него, что и думать о нем не хотелось. Он воспротивился решению Совета. А проиграв – скрылся, ушел в почетную и, казалось, вечную отставку.

Но теперь противники схватили его. Это казалось более чем значительным; это вызывало больше ярости, чем все то, что они сделали со мной.

Я на мгновение закрыл глаза.

Когда вновь открыл их, то увидел вокруг себя со всех сторон вспышки входа в атмосферу. Мы были очень близки к поверхности, до которой оставалось менее шестидесяти километров, и это расстояние быстро сокращалось.

Меня снова развернуло, и через конус ионизированного стекла я увидел космос. В центре этого конуса появилось что-то невероятное, далеко за множеством кораблей и обменов выстрелами: огромное пространство зыби, которая раскачивала звезды, словно кто-то палкой размешивал пятнистую краску. Это движение занимало более трети поля моего зрения, а потом по его границам возникло эллиптическое кружево яркого света.

Я понял, что это один из огромных порталов, предназначенный для перемещения громадных масс на постоянной основе.

Я бесстрастно смотрел, как в сиреневой дыре в центре кружевной рамки появилось циклопическое, но изящное серебристое кольцо. Несмотря на свои размеры, портал находился далеко от орбитальных кораблей, намного дальше миллиона километров от орбиты умирающей планеты сан’шайуумов… высоко над войной, смертью и заботами таких малых существ, как я.

«Какая громада», – попытались произнести мои губы, но опять перехватило дыхание, легкие захлебнулись. Я попытался вдохнуть остатки воздуха, но его явно уже не оставалось. Искатель тащил меня к поверхности, а из защиты у меня был лишь пузырь.

Кольцо вдали сверкало. В его сиянии возникли спицы ярких лучей, устремились к центру и создали ярко горящую ступицу медного цвета, занимающую около трети пространства кольца.

Одна половина кольца находилась в тени, другая сияла на ярком солнце.

Внутренняя поверхность… покрыта водой…

Мое суженное зрение сфокусировалось на кольце, и тут я заметил крохотные подробности: облака, облака в тени, невероятно крохотные на фоне такой громады… Горы, каньоны, деталь за деталью, по мере того как мое зрение обретало бо́льшую резкость и сужалось, пока не сжалось до точки и не погасло. Теперь я летел через густое студенистое ничто.