Но было поздно. Не сводивший глаз с искрящегося и переливающегося осколка грозофракса, Форфикюль не слышал объяснений крохгоблина. Он схватил пестик двумя руками и, прошептав:

– А вот и мы! – опустил его вниз.

Бу-ум!

Ба-ба-а-ах!

Кристалл грозофракса взорвался с огромной силой, разрушив лачугу. Крыша слетела, стены рухнули, а пол превратился в большую воронку. Когда пыль улеглась, можно было увидеть два тела, сцепившихся в смертельном объятии.

IV. Около таверны «Дуб-кровосос»

– Во имя Неба, что это было? – воскликнул Профессор Темноты.

Мамаша Твердопух покачала головой.

– Все вы, академики, такие, – упрекнула она его. – Обитаете в воздушных замках. Непонятно, да?

Они прогуливались ранним вечером по улицам Нижнего Города. Им нужно было срочно обсудить кое-какие дела, и, поскольку таверна оказалась такой открытой для подслушивания, они решили поговорить на улице.

– Ну скажите мне, – попросил Профессор. – Что это был за шум? Это было похоже на взрыв.

– Это и был взрыв, – сказала она, и перья у нее на шее встали дыбом. – Каждый раз, когда какой-нибудь несчастный дурак пытается превратить грозофракс в пылефракс, происходит взрыв.

Профессор Темноты с удивлением посмотрел на Мамашу Твердопух.

– Но где они достают грозофракс? – удивился он.

Мамаша Твердопух раздраженно щелкнула клювом.

– Да на черном рынке его полным-полно, – буркнула она. – Ходят слухи, что сам Высочайший Академик одобряет это в надежде, что хоть кто-нибудь откроет секрет получения пылефракса.

– Но… но это возмутительно! – Профессор задохнулся от негодования. – Я даже не предполагал… Неудивительно, что казна опустошена. – Он покачал головой. – Я проклинаю тот день, когда впервые увидел этого вероломного узурпатора, Вилникса Подлиниуса.

– Что было вчера, то было вчера, – коротко заметила Твердопух. – А завтра еще не наступило.

– Знаю-знаю, – согласился Профессор. – Но здесь мы бессильны? Я рассказал вам, что и Вилникс, и Глава всех Лиг уже разнюхали о поисках грозофракса. Оба ждут возвращения Облачного Волка и намереваются конфисковать груз – если это не удастся одному, то, вполне очевидно, повезет другому.

– Наоборот, – у Мамаши Твердопух загорелись глазки. – У обоих ничего не выйдет, помяните мое слово. Уж я-то знаю, какая хитрая лиса этот Облачный Волк. Пока эти двое будут грызться между собой, он проскользнет мимо и принесет груз мне, как мы и договаривались. – Тут она прищурилась и быстро обернулась. – А вы-то откуда знаете так много, а? – заподозрила она неладное. – Что, Высочайший Академик посвящает и вас в свои сокровенные планы?

– Нет, я… – начал Профессор. – Я вижу, что вы осведомлены о Санктафраксе не лучше, чем я – о Нижнем Городе. Интриги, слухи, сплетни – этого добра полным-полно на черном рынке нашего замечательного летающего города, – улыбнувшись, ответил он.

– Форфикюль, – догадалась Твердопух, – так значит…

– Форфикюль все рассказал Вилниксу, – подтвердил Профессор.

Мамаша Твердопух закашлялась и сплюнула.

– Неудивительно, что этому маленькому негоднику стыдно показаться мне на глаза, – прокудахтала она.

– Его пытали, пока он не признался, – объяснил Профессор. – У него не было выхода. Но нет, я узнал о планах Высочайшего Академика не от Форфикюля.

– Тогда от кого? – Мамаше Твердопух не терпелось узнать.

– От того, кто присягнул на верность власти, а не тем, кто ее временно захватил, – сказал Профессор. – Его зовут Минулис. Он личный слуга Вилникса Подлиниуса, и он предчувствует близкие перемены.

Мамаша Твердопух закудахтала от радости:

– Ну а уж мы-то обеспечим, чтобы предчувствия его не обманули!

Прутик резко остановился и внимательно посмотрел на золотое небо. Он увидел, как что-то пролетело там, наверху. Или опять это всего лишь видение, очередная злая шутка света?

– Отец! – крикнул Прутик. – Это ты?

– Ты… ты… ты… – откликнулся лес.

Прутик вздрогнул. Там никого не было – там никогда никого не было. Насмешливые рожи, которые он видел краешком глаза, издевались и глумились над ним, но исчезали каждый раз, когда он поворачивался к ним. Ничего не оставалось, кроме призрачной туманной дымки. Он был один. Один-одинешенек.

И все же у него снова и снова возникало чувство, что за ним наблюдают. Это чувство безжалостно терзало его.

«Вот здесь, – нашептывал кто-то или что-то. – Здесь! Здесь!» Или это был звук пролетевшего ветерка, теплого и маслянистого, окутывающего древние деревья?

Голова у Прутика шла кругом, он был сбит с толку и не мог понять, верить ли тому, что видит и слышит. Деревья покачивались, их ветки протягивались к нему, их деревянные пальцы цеплялись за его одежду, тянули за волосы.

– Оставьте меня одного! – прокричал Прутик.

– Одного… одного… – ответило эхо.

– Я не останусь здесь навсегда!

– Навсегда…

Прутик надел железную перчатку бурого рыцаря себе на руку и вытащил из ножен меч отца – это не позволит ему забыть, кто он такой: Прутик, сын Облачного Волка. Но меч тотчас пробудил печальные воспоминания, при которых Прутик снова ощутил чувство вины и стыда.

Облачный Волк наверняка решил, что Хитрован силой увлек Прутика на борт «Громобоя». Но все было совсем иначе. Он пошел добровольно. Более того, именно он и открыл предателю, что Облачный Волк – его отец. Поступив таким образом, он сделал отца уязвимым. Это было все равно что ударить его ножом в спину.

– Я не хотел, – бормотал Прутик. – На самом деле, нет. О, отец, прости мое упрямое невежество, мою чрезвычайную глупость, мое полное отсутствие здравого смысла…

Мерцающие глаза и сверкающие зубы возникали в полусвете и кружились на краю его сознания. Прутик поднял руку в перчатке и ударил себя по голове. Лучше не рассуждать об отсутствии здравого смысла в Сумеречном Лесу.

Когда он опустил руку, то заметил, что слой мельчайшей пыли скользит по полированной поверхности перчатки подобно жидкости. Только благодаря ей, этой перчатке, Прутик мог быть уверен, что встреча с бурым рыцарем оказалась не просто плодом его фантазии.