И сразу становится тихо-тихо. Только гром приглушенно рокочет вслед удаляющейся на север грозе…

– Я принес твои вещи.

Порядком разворошенная сумка шлепнулась передо мной на землю, а фаэриэ, не задерживаясь ни на секунду у едва теплящегося костра, вновь скользнул в густую ночную тьму, оставляя после себя острый запах железа и свежесть ушедшей грозы. Я молчала, поначалу не решаясь дотронуться до сумки, ремешок которой был испачкан чем-то липким и темным, но потом все же слезла с импровизированной лежанки – охапки еловых лап, укрытых плотным плащом Рейалла, – и принялась разбирать нехитрое имущество. Флейта, моток прочных ниток с воткнутой в него толстой штопальной иглой, смена одежды, зеркальце, костяной гребешок…

Бесполезные, ненужные вещи!

Я перевернула сумку вверх дном, вываливая содержимое на лежанку, лихорадочно водя ладонями по предметам в густых сумерках, с которыми никак не мог справиться робкий костерок.

Самого ценного, самого дорогого – не было!

Пропал дар осеннего Холма, рубиновый лист древа королей, росчерк пламенеющего заката, мой нож, кусочек моей осени, без которого я ощутила себя оторванной от привычного мира, который защищал и оберегал меня надежней человеческого колдовства!

– Это ищешь?

Фаэриэ, бесшумно возникший из ниоткуда, протянул замаранный чужой кровью длинный лист-нож. Не дождался, пока я соизволю справиться со страхом, и небрежно уронил дар Холма на измятую льняную рубашку, вытащенную из сумки.

– Можешь не благодарить.

Затрещали сухие ветки, аккуратно подкладываемые Рейаллом в костер, затрепетали яркие оранжевые язычки пламени, разрастающиеся на древесной коре, запахло горьковатым дымом. Фаэриэ взглянул на меня поверх стремительно разгорающегося огня – странный, кажущийся пустым взгляд. Так могло бы на меня посмотреть небо, затянутое грозовыми тучами, готовое вот-вот пролиться дождем – взгляд заинтересованный и одновременно холодно-равнодушный, зрачки – как пятна тьмы на фоне темно-серых облаков. Взгляд давящий, как могильная плита, пугающий, как обратная сторона тени, которую люди опрометчиво назвали Сумерками, но одновременно притягивающий подобно вспышке молнии, на краткий миг соединяющей небо и землю ослепительным тонким мостом… – Ты меня боишься?

Голос, ставший низким, бархатистым, упавший почти до интимного шепота. Таким голосом надо разговаривать в спальне, на горячих сбившихся простынях, глядя глаза в глаза, когда дыхание скользит по лицу теплым облачком, а поцелуй можно ощутить за мгновение до того, как губы любовников все-таки соприкоснутся.

Я медленно кивнула, все еще сжимая в ставшей влажной от пота ладони рукоять алого ножа, боясь выпустить эту драгоценность, утратить зыбкую связь с Холмом, с возможностью изменить хоть что-то… Хотя какой мне толк здесь и сейчас от умения вызвать проливной дождь или заставить плоды созреть на пару месяцев раньше срока? Здесь нет достаточно большого зеркала или водоема со стоячей водой, чтобы я могла сбежать, нет «живых» деревьев, которые могли бы прийти на помощь ши-дани, воззвавшей к матери-земле, питающей их корни. Так что я смогу сделать ненароком вызволенному из заточения Грозовому Сумраку, если даже от разбойников отбиться не получилось?

Правильно, ничего. Разве что рассмешить.

Сухо треснула, переламываясь в длинных гибких пальцах фаэриэ, толстая ветка – будто бы кость сломалась. Я вздрогнула, отвела взгляд, выпуская наконец-то нож из сведенных напряжением пальцев, и нарочито медленно принялась складывать вещи в сумку.

– Кажется, я снова начинаю разговаривать сам с собой. Совсем как во времена, которые я почти счел благополучно ушедшими. – Ветка отправилась в костер, а Рейалл, убрав от лица криво обрезанные темно-серые пряди, извлек ярко сверкнувшую в свете рыжего огня саблю и принялся оттирать лезвие пучком травы, все еще влажной после прошедшего дождя и выпавшей росы. – Похоже, урок о молчании ты усвоила гораздо лучше, чем я думал, маленькая ши-дани.

Я подняла на него взгляд, наблюдая за тем, как его сильная, крепкая ладонь бережно лежит на рукояти сабли, к которой я никогда не прикоснулась бы по доброй воле. Да и не всякий приказ заставил бы взять меня в руки холодное железо – сожгла бы ладони до мяса, до костей, а вдали от Холма и вовсе осталась бы калекой, несмотря на Сезон.

Странное дело, волосы Рейалла, несмотря на то что казались тонкими и легкими, сохли очень медленно и неохотно даже вблизи костра. Тяжелые, влажные пряди то и дело соскальзывали по щеке, мешались, лезли в глаза, и фаэриэ приходилось постоянно убирать их обратно. Непокорные, как и их хозяин…

В моей руке еще был зажат тонкий плетеный шнур из полосок кожи, которым я подвязывала одну из кос, я поднялась с лежанки, обошла костер и остановилась в шаге от фаэриэ, молча протягивая ему «ленту».

Казалось, что заметил он меня далеко не сразу – еще некоторое время его рука, сменившая пучок травы на обрывок ткани, скользила вдоль клинка, и без того отполированного до зеркального блеска, а потом фаэриэ поднял на меня взгляд, по-прежнему тяжелый и давящий.

– Благодарю тебя. – Он осторожно взял шнур из моих рук, откладывая саблю в сторону. – Поможешь завязать?

Я покачала головой, отступая назад и машинально зажимая разорванный ворот нижнего платья. Блеск холодного железа резал глаза, и даже на расстоянии ощущался жар и холод этого металла… зимняя вьюга и кузнечный жар, сплавленные воедино в узком лезвии клинка, верная смерть как для ши-дани, так и для сумеречных существ.

– Мне казалось, что ты отложила свой страх в сторону. Или я ошибся? – Он взглянул мне в глаза, а затем снова взял в руки клинок. – Ты боишься моей «прекрасной девы» из холодного железа?

– И ее… тоже… – Я отступила на шаг, не отрывая взгляда от блика на светлом лезвии, от оранжевых отблесков-искр, пляшущих на узорах гравировки.

Свист воздуха, рассекаемого мгновенно подхваченным с колен клинком, яркий блик перед глазами, скользнувший холодком по виску порыв ветра… Движение быстрое, стремительное, которое трудно уловить взглядом, – и сабля оказывается брошенной на землю, а Рейалл – стоящим рядом со мной, возвышающимся надо мной почти так же, как Габриэль.

– Значит, ты боишься и меня…

Он протянул ладонь к моей щеке, почти коснулся кончиками пальцев кожи – и небрежно смахнул с моего плеча две аккуратные половинки чего-то, напоминающего большого паука с человеческой головой. Я вздрогнула, а он улыбнулся.

– Так кого ты боишься больше? Меня или того мира, что сейчас тебя окружает?

– Не знаю. – Первое, чему когда-то научил меня король Самайна во время общения с ним в его времени, – не говори фаэриэ о размерах своего страха. Никогда не угадаешь, как он захочет этим воспользоваться, и лучше не знать, что будет, если фаэриэ сочтет, что твой страх по отношению к нему недостаточно велик.

Мой ответ, по крайней мере, был честным.

– Тебе стоило бы определиться побыстрее, моя маленькая ши-дани. Ты ведь помнишь, что обещала не оставлять меня?