Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смелого в бочке не тронет.
Тесно в ней было бы жить омулям;
Рыбки, утешьтесь моими словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам —
В бочку полезли бы сами!
Четверо суток верчусь на волне;
Парусом служит армяк дыроватый,
Добрая лодка попалася мне, —
Лишь на ходу мешковата.
Близко виднеются горы и лес,
Буду спокойно скрываться под тенью;
Можно и тут погулять бы, да бес
Тянет к родному селенью.
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка…
Ну, баргузин, пошевеливай вал:
Плыть молодцу недалёчко!
Извините, если кого обидел.
28 марта 2012
История про то, что два раза не вставать
В разговоры о Русском Застольном Пении надо внести ложку дёгтя. Но, в конце концов, никто и не обещал, что я буду всё хвалить. Это обещанный (довольно старый — но за два года, кажется, ничего не изменилось) текст про Шаова.
Жалкие, никчемные люди
Давным-давно то, что известно было под именем КСП, разделилось на коммерческую составляющую (и песни Митяева вполне органично звучали в концертах Шуфутинского), на какие-то особые сообщества любителей гитарной струны и людей и вовсе скрывшихся в лесах от действительности, как "лесные братья".
Шаов и всё с ним связанное — крайне интересный феномен среди прочих людей с гитарой.
Во многом он полная загадка: это и не шансон, и не то, чтобы классическая бардовская песня. Покойная Катя Огонёк вполне ясна, а вот Шаов — нет.
Его песни очень интересное синтетическое явление — что-то похожее на бульдога, и на дога, на собаку-водолаза и на всех овчарок сразу. Сентиментальный, но не Визбор, гражданственный, но не Галич, мужественный, но не Высоцкий — это при том, что все эти черты упомянутых людей мне вовсе не радостны.
Шаов выходит какой-то карикатурой на всех бардов вкупе с частушечниками.
На советской эстраде были такие классические куплетисты (сейчас они сохранились только в телевизионных передачах типа "Аншлаг"). Эти куплетисты, казалось бы, высмеивали "разжигателей войны", "родимые пятна капитализма", или "временные трудности и недостатки советского быта".
Но, по сути, они были что-то вроде шута из "Голого короля" Шварца, который веселил своего государя историями о том, как один купец, по фамилии Петерсен, вышел из лавки, да как споткнется — и ляп носом об мостовую! А тут шел маляр с краской, споткнулся об купца и облил краской проходившую мимо старушку — и тому подобное дальше.
Эстрадные куплетисты, казалось бы, имели "бытовой объект", а на самом деле этим объектом не занимались, а просто рассказывали, как собака укусила бюрократа, и поджигатель войны — ляп об мостовую.
Популярность Шаова генетически связана как раз с популярностью этих куплетистов, а не впрямую с авторской песней. Это — частушечник для интеллигенции, вернее, для того, что сейчас считает себя интеллигенцией…
Все время кажется, что он подмигивает, зазывает — как офеня. Трясёт, как товаром, своим уменьем все эти интеллигентские знания-клише — увязывать в гладкие куплеты. Вот юмор, вот гражданский взрыд — и, глядишь, кто-то уже вспомнил Зощенко.
И это ещё более интересно — потому как получается, что корпус песен Шаова — это карикатура на маленького человека Зощенко, персонажа, что сам является карикатурой.
И тут мы приходим к очень интересной теме, ради которой и затеян весь этот разговор — к теме маленького человечка. К тем "пьяненьким", о которых было собирался писать Достоевский. Тема эта неизбывна и постоянна во всей русской литературе — а что ж не считать литературой бардовскую песню русский шансон и прочие куплеты.
И вот, всегда в этом месте возникает призрак Зощенко. Когда так говорят о Зощенко, то отчего-то имеют в виду, что Зощенко ничего не писал, кроме рассказа "Аристократка". Предпочтения — дело личное, но Зощенко написал массу рассказов различной тональности — от времён "Серапионовых братьев" до книги "Перед восходом солнца". Чтобы Шаов написал "Перед восходом солнца" я и помыслить не могу.
Можно выдумать какую-то неловкую схожесть, но мы-то знаем, что "маленький человек Зощенко" это человек искусственно созданный, причём человек, созданный интеллектуалом особого рода. Интеллектуалом, ушедшим на фронт из принципиальных соображений (четыре ордена — Св. Станислава с мечами, Св. Анны с мечами и бантом и прочее), много думающим и рефлексирующим человек. Оттого искусственность его простонародного героя, выплеснутого из среды того самого хама, что шёл, шёл и пришёл (как всем обещал Мережковский), видны не только при чтении биографии Зощенко, а в самих каких-нибудь "Уважаемых гражданах" — персонажи там будто хармсовские герои, сюжеты будто для фильмов Тарантино, полных карикатур не на реальность, а уже карикатур на карикатуры на реальность.
Шаов как раз, как мне кажется, стилизацией не занимается. Это как фильм или сериал, в котором актёры не играют, а говорят, что есть. Это речь самого маленького человек, это песня маленького человека, что мечтал продать дьяволу свою душу за пиво, но душа у него была темная и дешевая, а пиво он любил светлое и дорогое.
Скажут, что это какой-то особый вид пошлости. Но что значит "особый", не говоря уж о том, что совершенно непонятно, что такое пошлость. Получается эта карикатура сложным образом — мне даже далеко не всегда не кажется, что автор её хочет создать.
Второй после Зощенко культурологический отсыл — это несколько песен Владимира Высоцкого в той части, где Высоцкий поёт "Ой, Вань, гляди, какие клоуны" или "Скажи, Серёга? Он похмелится утром, встанет…", и прочее напьюсь-просплюсь-опохмелимся. Очень интересно, как это делается: расхожая фраза или цитата, что вертится у всех в головах, меняется каламбурным образом: "Философ Декарт говорил, наливая: "Я пью, значит я существую." Аминь!". Или "Ещё темно, но из ветвей // Чирикнул первый воробей" ("Утренняя песнь города) — "В тяжёлом ритме болеро // канают граждане в метро". "Жестокой ревностью томим,// В командировке я влачился.// И думал: вдруг она с другим?// Стонал и тихо матерился ("Романс ревнивца"). Или "Ой ты Дао моё Дао,// Дао вечное моё// Дао важное, сермяжное, непознанное..." ("Шао дэ Цзин").
Это нормальный ход низовой культуры. Придираться к рифмам совершенно бессмысленно — потому что "кабаки" неминуемо влекут за собой "от тоски", а "даже пива" зовёт рифму "тоскливо", и всё это на протяжении одного абзаца. Нет смысла воротить нос от обилия отглагольных рифм,