об осторожности, – серьезно заметил Шульц. – Мойтесь, отдыхайте, обедайте. В пятнадцать ноль-ноль я за вами заеду.

***

Рузаев ополоснулся в душе, согласно инструкции, закрыв глаза и заткнув уши. Вода была теплая и противная, удовольствия не доставила, да еще влажный воздух не давал как следует обсохнуть. Усталость давала знать о себе, но спать совершенно не хотелось. Сказывалось нервное перенапряжение последних дней. Рузаев присел на низкий порожек двери, достал сигареты и закурил, стараясь струйкой дыма отогнать нескольких надоедливых москитов. Выкурив сигарету, Рузаев встал и пошел посмотреть на Кашечкина, которого они с Шульцем благоразумно занесли в бунгало и положили на койку, дабы не позорить честь советского офицера перед вьетнамцами.

Услышав шаги Рузаева, Кашечкин проснулся и вскочил с койки, все еще слегка пошатываясь.

– Иди умойся, Василий, – усмехнулся Рузаев, – легче станет.

Кашечкин подошел к умывальнику, открыл кран и с ужасом посмотрел на воду.

– А может, не стоит? – слабо спросил он.

– Что ж ты теперь, всю командировку немытым ходить будешь? Смотри, весь землей покроешься, грибы на тебе вырастут.

– А вдруг опять?

– Глаза закрывай, как Герман Генрихович говорил. И, главное, рот береги. А то ты им злоупотреблять стал. Рот офицеру, согласно Устава, для чего положен? Для рапорта начальству, для руководства подчиненными и для приема пищи. А ты им все спорить норовишь.

– Не, я не спорю, я уже, товарищ комбат! – Вася храбро зачерпнул пригоршней воду и плеснул ее в лицо.

– На, – Рузаев выложил на тумбочку армейскую алюминиевую фляжку в зеленом матерчатом чехле, – выпей полстакана, и полегчает. Но не больше!

– Что это? – Кашечкин торопливо вынул голову из умывальника.

– Вода с ромом. Герман Генрихович дал, специально для тебя. Да не бойся ты, – Рузаев заметил, что Кашечкина передернуло, – в ней градуса почти нет. Но много не пей, полстакана, и все. Не хватало, чтобы тебя снова развезло. Приведи себя в порядок и выходи.

***

Рузаев вышел наружу и снова закурил, дожидаясь Кашечкина. Внезапно неподалеку раздались выстрелы. Стреляли сразу несколько стволов, сперва одиночными, затем короткими очередями.

Тут же из дверей выскочил одетый в форму Кашечкин.

– Что это, товарищ комбат?

– Не знаю. Тихо!

Выстрелы повторились. Они чередовались через ровные промежутки, аккуратными пачками.

– Война? – снова спросил Кашечкин.

– Нет. Не похоже. Стреляют из наших, из «калашниковых». И слишком равномерно. Нет, на бой не похоже.

Внезапно там, в лесу, грохнуло так, что в домике зазвенели стекла. Пригнувшись, Рузаев тенью метнулся к деревьям, внимательно осмотрелся и махнул лейтенанту. Тот быстро подбежал.

– Как бы нам не влипнуть, – заметил Рузаев, – пока мы еще ничего здесь не знаем. И смотри, ни одного вьетнамца! Даже переводчицы нет. Спрячься тут, а я посмотрю.

Лейтенант очень не хотел пачкать свою полевую форму и не залег, а только прижался к дереву, рассчитывая, что его и так не видно. Полковника не было минут десять, и Кашечкин начал беспокоиться.

– Лейтенант Кашечкин! – внезапно раздался веселый голос откуда-то сбоку, – маскироваться не умеете!

– Извините, товарищ комбат.

– Отставить извинения. Будете направлены на дополнительные полевые занятия. А вообще-то, отбой тревоги.

– Что там?

– Стрельбы учебные. Пойдем, посмотришь, как твой будущий расчет владеет стрелковым оружием.

– Есть пойти посмотреть, – лейтенант быстрым шагом пошел к Рузаеву. Тот развернулся и двинулся на выстрелы в сторону полигона.

– Да пошевеливайся быстрее, а то девчонка твоя там заждалась.

– Какая девчонка? – не понял Кашечкин.

– Переводчица наша, Фан. Все там, и она там. О тебе спрашивает.

– Ну что вы, товарищ комбат… – протянул смутившийся Кашечкин.

Но Рузаев его уже не слушал. Выстрелы звучали все ближе, они вышли на неширокую просеку, видимо, недавно вырубленную. Огромные деревья с еще не увядшей листвой лежали прямо на земле, здесь же валялись срубленные стволы поменьше, какие-то пальмы и папоротники. На одном конце просеки, на открытом месте и в зарослях, скопилось около сотни молодых партизан с автоматами, под предводительством командиров, среди которых офицеры узнали и Тхан Донга.

– Тяо как, лиен со7! – обрадовано закричал Тхан Донг и пошел им на встречу.

Все вьетнамцы обернулись на этот возглас и обступили советских офицеров.

– Здравствуйте, товарищи, – приветствовал их Рузаев. – Мы просто посмотреть хотели.

Откуда-то из толпы выбежала Фан Ки Ну и начала переводить.

– Товарищ Тхан Донг говорит, что на сегодня у них запланированы стрельбы, и он будет рад показать советским, как умеют воевать бойцы Национального фронта.

– Спасибо. С удовольствием посмотрим. Это, наверное, новое поколение учится?

– Нет, что вы! У нас каждый крестьянин владеет оружием, а эти бойцы служат уже более полугода. Мы просто проверяем их качество стрельбы.

– Зачет, по-нашему. – Рузаев с сомнением покачал головой, посмотрев на поясные мишени, стоящие всего в ста метрах от рубежа огня, – это все старослужащие?

– Больше половины.

Рузаев подошел ближе и стал наблюдать, как трое бойцов вышли на исходную позицию, легли, передернули затвор и открыли огонь короткими очередями.

Прозвучала команда, бойцы прекратили огонь, на смену им пришли другие.

– Фан Ки Ну, спросите у товарища Тхан Донга, какие у них нормативы, – не удержался Кашечкин, сам неплохо стрелявший, и еще в училище любивший выезды на полигоны.

– Что такое нормативы? – не поняла Фан Ки Ну.

– Это сколько раз попасть надо.

– Товарищ Тхан Донг говорит, дается пятнадцать патронов, попасть надо не менее семи раз.

– Что? – изумился Вася, – семь раз, со ста метров, по мишени в полроста? Это же…

– Лейтенант Кашечкин! – попытался остановить его Рузаев, но было поздно.

Тхан Донг заметил, а Фан Ки Ну начала переводить.

– Да, так стреляют бойцы народной армии. Вы тоже так стреляете?

– Это норматив для новобранцев, – выдавил Кашечкин, – мы стреляем не так.

– А как? – заинтересовался Тхан Донг, – Расскажите. А еще лучше, покажите!

– Да нет, вы не поняли, – замялся Кашечкин, но Тхан Донг уже подавал ему автомат.

– Лейтенант Кашечкин, на рубеж! – скомандовал Рузаев, исподтишка показав ему кулак.

– Есть на рубеж! – Вася отсалютовал автоматом и направился к куче веток на огневом рубеже.

С похмелья Васина голова болела отчаянно, руки тряслись. Спиртовые пары слегка клубились в голове, зеленая мишень периодически расплывалась на фоне листвы и, казалось, корчила рожи. Несмотря на солнце, в джунглях стоял полумрак, и резкие светлые пятна бликов сильно мешали.

Привычным движением лейтенант снял автомат с предохранителя, тщательно прицелился и плавно нажал спусковой крючок. Автомат, установленный на очереди, коротко стукнул двумя выстрелами. Вася поймал ритм дыхания и наконец-то совместил его с колебаниями мушки. Вздох – прицелиться – выстрел – выдох. Автомат послушно стучал ровными очередями по два-три выстрела. Вьетнамцы замерли, не сводя глаз с мишени и с