больным, злобным существом, которое я бы не назвал человеком. В конце концов, он отвернулся. Ром не говорит об этом, но он такой, какой есть, потому что его отец был таким, каким он был. И после всего этого времени мы все думали, что разобрались в нем. Может, Ром и ненавидел его, но он думал, что тоже его понял.

― Но он не понял? ― Я была на краю своего кресла, мое сердце билось быстро, как голодное животное, ищущее объедки. Я хотела узнать историю Рома больше, чем чего-либо в тот момент.

― Он застрелил своего отца, когда тот пытался лишить жизни моего отца, Кэти. Мой дядя хотел власти и был готов убить собственного брата ради этого.

― Что? ― прошептала я.

Он торжественно кивнул.

― Ром никому не доверяет, потому что он почти упустил это. Мы все упустили. Он спас жизнь моего отца, забрав жизнь своего собственного отца. Это поражение разума. И проклятая сила этого города сделала это со всеми нами.

Я покачала головой в неверии. Мой рот открывался и закрывался, пока пыталась сформировать слова и обдумать то, что он сказал. Ром считался монстром, но он был монстром, который спас их всех.

― Может быть, я понимаю его, потому что он знал, какой могла бы быть его жизнь, только для того, чтобы ее вырвали, как и у меня. У меня была любовь моего отца, и я жила жизнью, полной радости и заботы, пока он не умер. Все это было отнято у меня, и мне пришлось приспосабливаться. Приспосабливаться и меняться иногда бывает труднее всего. Я знала, что такое любовь, и привыкла к ней.

Он изучал меня.

― Правда. Я всегда знал эту жизнь, знал, что меня ждет. У вас обоих, похоже, был поворот на этом пути.

― Я не могу говорить за Рома, но после моего поворота мне пришлось прожить много разных жизней, и, ни одна из них не была хорошей, ― тихо сказала я.

Он пристально смотрел на меня, и я знала, что Баст ждет, когда признаюсь в чем-то еще. Он многого добивался одним лишь взглядом, и я знала, что с его помощью может сломить большинство и заставить признаться в чем угодно. Но он смотрел на меня не так. В его обычно жестких чертах была мягкость.

― Ты когда-нибудь встречался с моим папой? ― спросила я, съев немного рамена. ― Не считая того раза, когда вы все приходили ко мне домой.

― Только один раз, насколько я помню. Он подстригал кусты в брюках и рубашке с длинными рукавами. Его блестящая лысина потела во влажном летнем воздухе, но он продолжал быстро двигаться. Помню, я подумал, что его потребность доводить дело до конца была поразительной.

― Он всегда был трудолюбивым.

― И гордился своей работой. В тот день я прошел по его свежескошенной траве, и он накричал на меня за то, что я не пошел по тротуару. Он был помощником, но он сказал мне не ходить по его свежескошенной траве. ― Бастиан откинулся назад и усмехнулся при воспоминании. ― Думаю, он даже отругал моего отца за то, что тот не научил меня хорошим манерам.

Я улыбнулась, впитывая любую информацию о моем отце, которой у меня еще не было.

― Такой был он. Всегда гордился своей работой.

― Его работа заключалась именно в этом и в твоем воспитании. Должно быть, он гордился тобой тоже.

― Мне нравится думать, что он гордился тем, кем я могла бы стать, но не тем, кем была. Он знал, что я связалась с Джимми.

― Мм. ― Он обдумывал это, глядя на меня. Мы были разными в этом смысле. Бастиан всегда знал, куда приведет его жизнь. Больше ничего не было. ― Это тяжелая пилюля для отца. Наверное, для любого родителя.

― Я уверена, что твой отец тоже беспокоится о тебе. ― Я вовсе не была уверена. Марио, казалось, не особо беспокоился о своих сыновьях. Мне хотелось думать, что это из-за уважения, которое он испытывал к ним, зная, что он правильно воспитал их для своих ролей.

― Мой отец ни о ком не заботится и не беспокоится, Кэти. Моя мать обратилась к чему-то другому, чтобы заглушить свои переживания перед смертью.

― Понимаю. ― Это было не мое место, и когда он отвел взгляд, я дала ему понять, что он не одинок. ― Моя мать тоже давно ушла. Наверное, так лучше.

― Да, возможно.

― В любом случае, ― проглотила последнюю порцию рамена, ― я счастлива и сыта. Рамен пришелся как нельзя кстати.

Я начала убирать со стола, но его рука легла на мое запястье.

― Я уберу. Почему бы тебе не пойти расслабиться, а? Мне все равно нужно позвонить. Кейд звонил мне.

― Твой телефон не звонил. ― Я указала на него, лежащий на столе экраном вниз.

― Я выключил его. Мы ели вместе, ― сказал он, как будто ему было противно, что я могла подумать, что он этого не сделает.

― Ты же понимаешь, что это договоренность? Мне все равно, если ты будешь звонить, пока мы едим. Мне все равно, если ты…

― Ты мой гость.

― Я твоя приманка, Баст.

Он провел большим пальцем по моему запястью, прежде чем отпустить его и встать, чтобы собрать обертки и миски, оставшиеся от нашей еды.

― Ты никогда не была просто приманкой, Каталина. Мне нравится, что ты здесь. Если не считать всего остального, ты хороший собеседник и на тебя приятно смотреть.

Даже не могла заставить себя закатить глаза. Постоянная вежливость Бастиана начала задевать меня во всех нужных местах. Я теряла из виду всех остальных людей в мире, которых не было в этом пентхаусе, и забывала, почему Ром что-то значит для меня, ведь я не слышала и не видела его, с тех пор как переехала.

― Скажи мне кое-что. ― Я пристально посмотрела на него. ― Ты так обращаешься со всеми женщинами, которых приводишь сюда?

Он выдохнул и пошел выбрасывать мусор. Затем он снова оказался передо мной, провел одним пальцем по моей руке и снова поднялся к шее, где свободно свисали мои локоны. Бастиан позволил им рассыпаться между пальцами, словно запоминая, как они выглядят.

― Я начинаю думать, что не отношусь ни к одной женщине, как к тебе, потому что нет больше такой