Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идите на хрен! — раздается звучный голос Тима, и я хохочу, замерев на пороге.
Очень хочется оглянуться. Посмотреть, с каким выражением лица он произнес эти слова. Да кого я обманываю! Знаю я все его выражения и прекрасно могу представить.
Он молодец.
Запираюсь в домике, снимаю шлем, стягиваю балаклаву. Я расстегиваю комбинезон, когда дверь распахивается и заходит Тим.
Быстро отворачиваюсь, все еще чувствуя себя обиженной.
Он подходит со спины, обнимает, опаляя жаром. В кабине очень душно. Просто невыносимо. Тим нагрелся, как металл на солнце. Силой разворачивает лицом к себе.
Я вырываюсь, но он не пускает.
— Я хотела ехать в машине. С тобой! — кричу ему в лицо.
— Сергей же успел.
— Но я уже настроилась! Это наша гонка!
— Теперь твой выход. — Он целует меня в губы. — Был выход Сергея, теперь твой. Только сейчас, — жалит сексизмом.
— Тим!
— Твое место здесь, а не в машине, — рявкает он.
Это звучит обидно, и я снова вырываюсь.
На его лице — широкая улыбка победителя. Я дышу так быстро, словно бежала стометровку. Скрещиваю руки на груди. Тим обнимает крепко, будто изо всех сил. Его глаза горят. Он не перестает улыбаться, даже когда целует. Щеки, шею, губы.
Я пытаюсь стоять неподвижно! Руки остаются скрещенными еще целую минуту, а сердце колотится, бьется на разрыв.
Он установил рекорд, чертов рекорд на трассе «Шелкового пути», и это только начало. Я пораженно качаю головой. Упираюсь в грудь Тима ладонями, демонстративно не отвечая на объятия. В его взгляде проскальзывает упрек.
А потом он подхватывает меня под ягодицы, поднимает выше, прижимает к стене и жадно целует в губы.
Дверь открывается, раздаются голоса Сергея и Семена, Гришино «Извините». И дверь захлопывается.
— Ты почему не закрылся?
— Спешил.
— Куда?
Тим опускает меня на ноги, подходит к двери и защелкивает ее на замок. А когда оборачивается, я сама запрыгиваю на него и обнимаю за шею.
Он снова широко улыбается. Той самой улыбкой победителя. Светится изнутри.
— Не надо было посылать ведущего, — отчитываю его миролюбиво.
— Пошли они все на хрен. Никто из них за меня не болел. Пусть отсасывают.
— Я болела, — отвечаю серьезно.
Мы смотрим друг другу в глаза.
— Поэтому у меня для тебя кое-что есть. Сейчас покажу. — Тим начинает стремительно раздеваться.
Я громко смеюсь! А потом делаю то же самое.
Глава 28
Я беру побольше чипсов и запихиваю в рот.
Вечер. Мы сидим под навесом на походных стульях, пьем пиво и под стрекот кузнечиков обсуждаем недавний заезд. За прошлую неделю удалось поучаствовать в трех гонках, и в каждой из них Тим пришел к финишу первым.
Он тоже с нами. Сидит за столом, раскинув ноги, смеется. Отбивается от комаров. Но я знаю, что пиво в его стакане безалкогольное, а мысли парят далеко.
— Жестко было? — спрашивает Гриха. — Особенно на последнем участке.
— Нереально, — отвечает Сережа.
За те дни, что мы провели вместе, я выяснила, что он из Владивостока, в Красноярск переехал пять лет назад, когда пригласили в команду «Скорость 360». После аварии в начале лета, когда они с Тимом вытаскивали Егора Смолина из горящей машины, впал в депрессию и первым ушел из команды. Но, узнав, что Тим готовится к гонкам, вернулся.
— В паре моментов я думал, мы перевернемся на уши.
— Нельзя было переворачиваться, пришлось тормозить, — отзывается Тим как будто с досадой. — Машинку беречь.
Он брезгливо морщится, когда я вновь начинаю хрустеть чипсами. Тогда я беру одну и сую ему в рот.
Отворачивается.
— Скажи «ам», — наседаю я. — Ну же, тебе понравится.
— Я не люблю их. Фу, гадость. Блин, Настя!
— Скажи «ам», — расплываюсь в улыбке.
С появлением Сергея Тим как будто отдалился. А может, это просто кажется? Я не нахожу подходящих слов, чтобы вести диалог, и немного скучаю по его инициативе, которая фонтаном била в московском гараже.
— И слава богу, что беречь, — продолжает Сергей, игнорируя мои приставания к пилоту. — Пару раз было ощущение, что у нас колеса, на хрен, по трассе разлетятся!
— Я лично их прикручивал, — встревает Гриша. — Они бы не разлетелись.
Я отстаю, наконец, от Тимофея и съедаю все сама. Возможно, дело в том, что на людях ему привычнее вести себя отстраненно? Даже если эти люди — друзья.
— Некоторых, конечно, хотелось подтолкнуть на повороте, — говорит Тим. — Тащились, будто в пробке. Что скажешь про «ГравелМастерс»?
— Они рисковали сегодня.
— Не-а. А знаешь почему? Повороты не взяли. Мы ехали следом, они все целые были, ни один не срезан.
— Зато мы их почикали, — закатывает глаза Сергей.
— Ну блядь, — глубокомысленно изрекает Тим. — Повороты — это единственное веселье. Но вообще, парни тоже берегли машину, мне было скучно.
— Ты довольно грязно ездишь, — бормочу я. — Что? Я не так сказала? Об этом пишут в блогах, я читаю и анализирую все статьи после каждой гонки.
— Зато меня пропускают, — объясняет Тим. — Я спать. Ты идешь?
— Да, сейчас. Только приберусь немного.
Он уходит, а я собираю со стола салфетки, использованную одноразовую посуду.
— Тима боятся, поэтому пропускают, — говорит Сергей. — И образ нужно поддерживать.
— Я понимаю.
— После той аварии, — добавляет он, — все знают, что Агай может убить человека.
— Я в курсе, — повторяю жестче.
О Тиме много пишут. Особенно после того, как он снова начал брать первые места и подал заявку на участие в главной гонке года в Германии. Пишут о его образе жизни, нраве, повадках. О крайне опасной манере езды. И о том, что некоторые команды снимаются с соревнований, как только становится известно, что Агаев в числе претендентов.
Я порой думаю обо всем этом, когда укладываюсь спать к Тиму на грудь. Много о чем думаю.
В Красноярск мы прибываем на десятый день путешествия и первую ночь проводим, наконец, наедине в доме на колесах. Механики и штурман разъезжаются по своим домам, это ведь их родной город. Я тоже в нем жила,