Всю дорогу назад я высматривал мун, но те или двигались где-то в стороне, или очень хорошо прятались, и я никого не обнаружил. Выбравшись из гор, я отлетел подальше за край леса — ветер вверху легко мог сместить меня к востоку, и тогда, опускаясь обратно, я рисковал неожиданно повстречаться со скалой, прячущейся в толще облаков. Очень быстро я поднялся к нижней кромке, осмотрелся, постарался определить на глаз скорость, с которой меня сносило обратно к горам, выровнял машину и двинул вперед рычаг вертикальной тяги.

Ожидаемо пространство вокруг заволокло бело-серой мутью. Я сидел на пилотском кресле, таращась на экран земного планшета, который, по счастью, был оборудован альтиметром. Перед подъемом я запустил приложение «компас» и откалибровал высоту — теперь я мог видеть высоту над уровнем леса в предгорьях. Тысяча метров, полторы тысячи — уши немного заложило, я сглотнул, сбрасывая разность давлений. Две тысячи — за окном движущаяся, живая белесая муть. Мне показалось, что она стала немного светлее. Ощутимо похолодало — три тысячи. Я, перегнувшись через сиденье, схватил одеяло, валявшееся сзади, сглотнул и закутался в него — три с половиной тысячи. Вряд ли модель стандартной земной атмосферы, заложенная в программку планшета, соответствовала здешней — другая планета, другой, более низкий, уровень тяготения, неизвестный мне газовый состав. Наконец-то! На высоте по альтиметру в три тысячи восемьсот метров я вырвался из толстого и плотного слоя облаков. Какая это была высота на самом деле, я судить не мог — у меня не было средств для ее измерения.

Я медленно поднимался, окруженный со всех сторон облачными горами и долинами, солнце пробивалось через парящий еще выше второй, тонкий слой облаков. Чем дальше отрывался я от верхнего края, тем грандиозней разворачивался вид передо мной, на какое-то время я даже забыл о холоде, который пробирался под скудную одежду мира, не знающего холодов — на востоке, освещенная солнцем, вздымалась в небо грандиозная горная цепь. Ближние ко мне вершины протянулись от края мира до края длинной цепью, вздымаясь над облаками. Они казались великанами, но на самом деле лишь оттеняли величие горной страны, накрытой сверкающими снежными шапками, которая простиралась далеко на восток. Градусник, встроенный в планшет, показывал плюс девять. Одеяло, которое я по большей части использовал как простыню, помогало очень слабо. Меня начинало потряхивать, но я был не в силах оторваться от открывшейся картины. Сделав несколько фотографий, в конце концов я вынужден был начать снижение. Учитывая, что во время подъема, да и на высоте, машина постоянно дрейфовала на восток к горам, я развернул ее на запад и добавил горизонтальной тяги.

Из того, что увидел, я сделал вывод, что перебраться через горы возможно. Однако для этого придется кардинально переделать машину. Вертикальная тяга от магического привода, хотя судить об этом было еще рано, но похоже на то, что не зависела от высоты. В открывшейся картине горной страны я видел просветы, располагавшиеся, на глаз, на высотах около шести тысяч метров — вот к этой высоте и параметрам атмосферы на ней надо было готовить самолет. Кроме пилота, уязвимой частью летательного аппарата был привод, собранный по большей части из бронзовых деталей на подшипниках скольжения. Оглядываясь назад, я заметил, что все его части, видимые из кабины, были покрыты каплями конденсата. Привод, собранный без участия скелле, — вздохнув, я вновь отогнал мысли об Ане, — должен был постоянно вращаться в поле источника, чтобы генерировать излучение, преобразуемое материалом линз в импульс. Стоило замерзнуть подшипникам или даже просто загустеть смазке, и меня ждало стремительное путешествие навстречу поверхности планеты. Я вдруг почувствовал, насколько ненадежным был мой самолет. Даже земные вертолеты, потеряв двигатель, могут еще рассчитывать на благополучную посадку за счет авторотации, если сохранилась управляемость машиной. Примитивные планеры времен зари авиации, на которые больше всего походила моя машина, с легкостью могли планировать при заглохшем двигателе. Для меня же потеря привода — дорога в один конец. На какой бы высоте я ни находился, стоит перестать ему вращаться, и прилетели. Скелле, скелле — Ана, ты мне нужна!

Я отслеживал по планшету свою высоту, и когда опустился до уровня пятисот метров, стал напряженно всматриваться в туман подо мной. По-прежнему ничего не было видно. Четыреста метров — я забеспокоился, при взлете нижняя кромка располагалась выше. Я постарался сделать вертикальную скорость минимально возможной и по-прежнему держать курс на запад. Триста пятьдесят! Что происходит? Где земля? Неожиданно слева по курсу величаво проплыл засыпанный камнями горный склон, и я понял, что меня все-таки снесло на горы. Это какой же должен быть ветер наверху, если весь мой запас по дальности до подножия гор был выбран за этот десяток минут. Набирая высоту, я присмотрелся ко времени на планшете. Ничего себе — я пробыл наверху почти полчаса!

Набрав полторы тысячи метров, я направился в сплошной облачности на запад, ориентируясь по компасу планшета. Что бы я делал без земной техники? Магнитный компас я бы, конечно, смастерил, как и примитивный барометр, но сколько бы это заняло времени — ужас! Да и точность у таких приборов наверняка была бы еще та!

Пролетев таким образом минут двадцать, я вновь начал осторожный спуск. Все в порядке! Как и ожидалось, на высоте около пятисот метров я увидел внизу лес. Остановился и опустился пониже, осматриваясь. Мама дорогая! Подножие горной стены совсем рядом! Я был на волосок от аварии. Если бы не везение, мне пришлось бы уже на самом деле проверять на своей шкуре, трудно ли мун, изгнанному своими, добираться через пустой лес до людей. Судя по тому, что я знал, либо таких несчастных изгнанников было немного, либо, что скорее всего, они очень редко доходили до обжитых мест.

«Возвращаюсь», — подумал я. Надо только осмотреть привод — все ли в порядке. Если я соберусь пересекать горы, то в машину надо будет устанавливать обогреватель — что-то вроде того, который я соорудил себе уже давно в Саэмдиле. Или, что намного надежнее, но менее вероятно, связываться с Аной. Тем более что кто-то ведь раскинул сеть ловушек для меня на среднем Дону.

Садух заявился под вечер хмурый. Сейчас он сидел, вопреки обыкновению, неразговорчивый и накачивался орешком. Я его не торопил, хотя прекрасно знал, о чем пойдет речь. Наконец, Садух, по-видимому, принял решение, чему, очевидно, способствовала вторая кружка напитка, и, порывшись в сумке, лежавшей у его ног, протянул мне трубочку, скатанную из местного аналога бумаги.

Я также молча забрал ее, догадываясь, что это, и развернул: «Ты мне нужен». Я поднял глаза на старшего в нашей большой семье и моего партнера по опасному бизнесу:

— Это что, все?

Тот хмуро разглядывал меня, потом выдал:

— Нет, не все. А что там?

Я помялся, но протянул записку Садуху. Тот, вопреки ожиданию, ее не взял, даже отпрянул сначала, но потом, дернув губами и отхлебнув очередную порцию, решительно схватил.

— Ясно. Ты вроде говорил, что у тебя с этой скелле ничего не было?