за инструмент и тем более осваивать новые композиции. Ставший к тому времени другом семьи Роберт фон Койделл[238], который сам был достаточно одаренным исполнителем, в своих воспоминаниях подробно рассказывает о музыкальных пристрастиях Бисмарка. Будущий канцлер никогда не ходил на концерты; по его словам, необходимость платить за музыку отравляла бы ему все удовольствие; в музыке, как и в любви, не должно быть места деньгам[239]. Моцарт не произвел на него большого впечатления; он предпочитал Бетховена, говоря, что эта музыка лучше подходит для его нервов[240]. Франц Шуберт, Феликс Мендельсон и Фридерик Шопен также пользовались его благосклонностью.

К концу 1850-х годов Бисмарк заметно располнел, хотя его еще нельзя было назвать тучным. Некогда густые волосы на его голове поредели. Он страдал от близорукости и вынужден был пользоваться очками, хотя и не любил этого демонстрировать; далеко не случайно очки не присутствуют практически ни на одном из его портретов. Здоровье прусского посланника начало ощутимо портиться: в 1850-х годах он нередко страдал от различных болезней. Появились и хронические проблемы со сном[241].

Годы, проведенные во Франкфурте, стали весьма важным этапом в жизни будущего «железного канцлера». В период революции он сделал первые шаги, выступив дебютантом, который при не слишком благоприятных условиях мог исчезнуть с политической арены столь же быстро, как появился на ней. Должность прусского посланника при Бундестаге, которую он занимал в течение достаточно приличного по тем временам срока, превратила его не только в опытного и искушенного дипломата, но и в государственного служащего высокого ранга. Теперь с Бисмарком можно было не соглашаться, но игнорировать его было уже затруднительно, у него были политические друзья, но уже не менторы и не наставники. За восемь лет Бисмарк получил огромный опыт дипломатического искусства, который существенно помог ему в дальнейшем, он установил контакты с представителями политических элит других великих держав. «Годы учения» закончились. Теперь он был известен не только в Пруссии, но и в европейских столицах. Вместе с ростом мастерства эволюционировали и его взгляды, Изначально ориентированный на защиту прусских интересов, он тем не менее во время своего назначения считал возможным компромисс с Австрией. К концу 1850-х годов Бисмарк все чаще склонялся к мысли, что австро-прусское столкновение неизбежно. Изменились и воззрения Бисмарка на либеральное и национальное движение — в тогдашней Германии эти понятия были во многом идентичны. Если раньше это движение и его представители являлись для него врагами, опасными бунтарями, с которыми можно только бороться, то теперь он стал считать возможным заключать с ними тактические союзы ради блага прусского государства.

Любопытно, что некоторые биографы Бисмарка видят в его дипломатическом опыте и отрицательные моменты: дескать, погрузившись в мир высокой политики, будущий канцлер так и не познакомился с экономическими и социальными вопросами[242]. Согласиться с этим сложно; мало кто из государственных деятелей мог похвастаться тем, что его долго, целенаправленно и всесторонне готовили к занятию высших должностей. Бисмарк действительно в течение всей своей жизни считал внешнюю политику важнее и интереснее внутренней, предпочитал дипломатическую игру с ее рисками, обилием вызовов и вариантов действий спокойному и планомерному государственному строительству. Однако идея о приоритете внешней политики была практически общепринятой в Европе того времени. Что же касается экономических сюжетов, то во Франкфурте Бисмарк нередко соприкасался и с этой сферой, причем в самых разных ее ипостасях: от переговоров по таможенным вопросам до общения с банкирами по личным финансовым делам. Именно в это время у него появился более или менее значимый денежный капитал. Менялись и его взгляды: если в эпоху революции Бисмарк считал современную промышленность едва ли не болезнетворным наростом, то в 1850-е годы он начал уделять должное внимание новым тенденциям в экономике, развитию индустрии и банковского сектора. Став впоследствии главой правительства, он также демонстрировал достаточно адекватное понимание экономических факторов в жизни страны.

Именно в 1850-е годы складывался стиль Бисмарка как политика. Его можно четко проследить по документам, которые будущий рейхсканцлер отправлял из Франкфурта в Берлин. Суть его заключалась в отказе от любых умозрительных теорий в пользу чисто прагматических соображений, не учитывающих ничего иного, кроме реально существующих интересов и расклада сил. Политику он воспринимал как игру на шахматной доске, где есть игроки и фигуры, — об этом свидетельствует множество его высказываний, относящихся к самым разным проблемам. Он тщательно просчитывал варианты, изобретал альтернативы, оценивал расстановку сил, а главное, понимал необходимость наличия четкой стратегии, в отсутствии которой он как раз упрекал прусскую политику. Бисмарк умел учитывать различные факторы — экономические, военные, конфессиональные, особенности принятия политических решений и общественное мнение — и мастерски использовать их в своих комбинациях. Это была политика соблюдения постоянного баланса между различными силами и интересами, которую Бисмарк рекомендовал для Пруссии на международной арене и придерживался сам на прусской политической сцене. Удастся ли ему получить в свои руки достаточно полномочий, чтобы самостоятельно проводить эту политику? В 1859 году этот вопрос оставался открытым.

Глава 6

ХОЛОДНАЯ ПОРА

Просто отправить Бисмарка в отставку было невозможно. И не только потому, что он к тому моменту уже обладал определенным авторитетом и влиянием. В первую очередь дело было в неписаных правилах, регулировавших работу прусской государственной службы. В рамках этих правил отставка чиновника, находящегося в самом расцвете сил, или даже назначение его на очевидно менее значимый пост рассматривались как наказание, для которого должны иметься веские основания. Поскольку никаких серьезных провинностей за Бисмарком не числилось, поводов наказывать его у принца-регента Вильгельма тоже не было, а нарушать неписаные правила считалось недопустимым даже для монарха. Поэтому амбициозному дипломату следовало подыскать какой-либо важный пост, назначение на который формально нельзя было бы назвать понижением, но удаляло его от центра принятия решений. Таким постом стала должность посланника в Петербурге. Бисмарк подходил для нее идеально: известный консерватор и монархист (что высоко ценилось при Российском дворе), к тому же явный недоброжелатель Австрии (что на берегах Невы после Крымской войны тоже стало считаться добродетелью). Кто смог бы лучше него справиться с укреплением традиционной русско-прусской дружбы? Неудивительно, что слухи о назначении Бисмарка в Петербург ходили уже несколько лет.

Среди многочисленных мифов, возникших вокруг темы «Бисмарк и Россия», есть и такой, что это назначение являлось чуть ли не повышением. Однако сам посланник придерживался совершенно иного мнения. Узнав в январе 1859 года о предстоящем переводе в столицу Российской империи, он был глубоко возмущен и раздосадован; отзвуки этой досады хорошо