И это еще не все. Союзники могли предположить, что русские, сообразно с теорией действия отходящей к крепости армии, изберут Северную сторону, как один из оборонительных рубежей и даже будут желать его атаки, чтобы нанести противнику большие потери и тем ослабить его. В этом случае Раглан и Сент-Арно попадали в стратегическую западню, описываемую еще Клаузевицем, когда, хотя наступающая армия имеет преимущество, но оно временное. Они прекрасно знали, что где-то уже подходят новые русские дивизии, а удар в спину увязнувшим в бою за Северное укрепление войскам, лишившимся поддержки флота, будет смертельным.

Разъезд Лейб-гвардии крымско-татарского полуэскадрона. Худ. К.Ф. Шульц. Середина XIX в.

Поэтому решили не рисковать и действовать по науке, которая в описываемый период XIX в. рекомендовала военачальникам воздерживаться от фронтальных атак каких-либо местных предметов, считая это крайней мерой лишь в том случае, когда «…обход окончательно невозможен».

Тотлебену не удалось избежать массовой критики военного сообщества. В его судьбе случилось то, что иногда случается с людьми великими, когда оии, создавая противнику ловушки, поменявшись с ними местами, сами же в них попадают. «Звезда» его закатилась под Плевной во время войны с Турцией 1877–1878 гг. Спустя десятилетия инженеру не могли простить высоких потерь в ходе кровавых атак турецких позиций. При этом так увлеклись критикой генерала, что его заслуги ставили ему в вину. Когда в 1901 г. вышла книга А.Н. Маслова «История крепостной войны», сравнивавшая две наиболее упорных крепостных войны второй половины XIX в. (Севастополь и Бельфор), то именно известная теория Тотлебена «ломки линий огня», была объявлена ошибкой. В ходе полемики отдельные аналитики сходились п том. что «…не можем, однако, поставить в заслугу г. Тотлебену его слишком большое увлечение ломаными линиями огня. Отрицательные стороны этого увлечения сказались весьма рельефно на такой крепости, как Кронштадт, и за эти минувшие ошибки Тотлебена приходится теперь материально рассчитываться».

Тотлебену не простили его характер. Требовательнейший по роду службы, он, потерпев «поражение» под Плевной, увы, действительно стал скандальным человеком. «Доброжелатели», расплодившиеся в неимоверном количестве, тут же «слетелись» как воронье на падаль, чтобы добить фортификатора. Ему припомнили все, и вскоре на месте инженерного гения появился скандальный тип, да еще и преподносимый обществу, как невероятный русофоб. Оказывается «…генерал Тотлебен принадлежал к числу тех завзятых, закоренелых германофилов, которые, служа Русскому правительству, добившись от него самого высокого положения и почестей, не только не преследуют русских интересов, а, наоборот, относятся к ним с явным пренебрежением и усердно поддерживают все немецкое».

Выдающийся русский композитор Цезарь Кюи не только хорошо сочинял музыку, но не менее хорошо разбирался в фортификации. В 1893 г. он опубликовал статью о бельгийском генерале Бральмоне, авторе целого ряда инженерно-строительных теорий, в основу которых ложилась минимальная затратность при максимальной эффективности. По его мнению, европейцы, быстро смекнув, что именно эти самые ломаные линии и есть суть будущей фортификации, развили теорию Тотлебена и уже к концу XIX в. вышли к теории «укрепленных районов». Отделившаяся в 1831 г. от Нидерландов Бельгия имела старую и слабую систему крепостей. После Крымской войны Бральмон усовершенствовал государственную пограничную оборонительную линию, отказавшись от строительства сверхкрепостей, способных поглотить и парализовать в своих стенах небольшую бельгийскую армию. Потому в основу укреплений Антверпена положил систему укрепленных районов, являвших собой усовершенствованные севастопольские бастионы, вынесенные далеко за пределы крепостной линии.

В 1864 г. Тотлебен посетил Бельгию. Осмотрев Антверпен, он сказал сопровождавшим его бельгийским офицерам: «Я бы предпочел защищать эту крепость, чем атаковать ее».

К сожалению, по умению не делать выводы, мы всегда опережали всех. После Крымской, как всегда неожиданно, «случилась» очередная турецкая война 1877–1878 гг. Ценой громадных потерь выиграв ее и вскружив голову от успехов, русские вместе с убитыми, ранеными и искалеченными вынесли кровавую науку, что важны на войне не только ровный шаг пехоты, но и ее меткий огонь в сочетании с умелым владением лопатой.

Вскоре, однако, и это быстро забылось, вновь уступив место обучению «лихим» штыковым атакам: «Армия застыла в старых формах, как в те годы и вся Россия застыла в довольстве, благополучии, умеренности и сытости».

Хотя в предыдущей части мы уже готовились встречать союзные войска, подходящие к Севастополю с севера, давайте все-таки еще раз вернемся на несколько дней назад.

Честно говоря, когда думал над тем, как рассказать о том, что произошло в Севастополе спустя всего три дня после сражения на Альме, вначале очень хотелось податься общему искушению и, давясь слюной, смаковать избитые фразы о «самоубийстве Черноморского флота». Звучит-то как красиво!

Но чем дальше продвигался процесс осмысления имевшейся информации, чем больше мнений извлекались на свет, чем больше воспоминаний очевидцев являлись из полузабытья, тем меньше от этого желания оставалось. И, в конце концов, после того, как «зерна были отделены от плевел», осталась очищенная от наносного патриотического хлама часть сугубо военного плана, исполненного в точном соответствии с требованиями ситуации. Но обо всем по порядку.

Как только стало ясно, что армия потерпела поражение, Черноморский флот начал готовится к тому, для чего и был предназначен — выходу в море, бою с неприятелем. Никто из моряков не сомневался: пришел их час. Но, в конце концов, это как раз то, за что им батюшка-царь деньги платит, значит нужно сделать свою работу хорошо. Началась предбоевая рутина. Капитан-лейтенант Реймерс, старший офицер линейного корабля «Уриил» получил приказ принять боезапас и быть готовым к действиям против неприятельской эскадры. Как и его корабль, весь Черноморский флот получил приказ быть готовым к выходу в море, а по кораблям объявлена диспозиция на этот случай.

Если мы говорим о событиях, с которых начала отсчитывать окутанные пороховым лымом дни годовая защита Севастополя, то не имеем права не сказать об уникальном по своей психологической напряженности и стратегической значимости событии. Это совет флагманов и командиров кораблей Черноморского флота, проведенный адмиралом Корниловым 9 (21) сенбтября 1854 г, радикально поменявший ситуацию в Крыму.