Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие сцены из спектаклей нужны?
– Никаких сцен, только Любовь Петровна, даже без оркестра, с несколькими музыкантами.
Слово «музыкантами» разбудило Василия, тот встрепенулся:
– А?
– Спи, Вася, ты свое дело сделал, – успокоила я парня. – От Симферополя до Ялты не так далеко, можно попытаться разыскать Любовь Петровну и привезти ее. Не самоубийца же она.
– Я уже распорядился. Но ищут не Павлинову, чтобы не поднимать панику, а этого вашего Бельведерского.
Пришлось согласиться, что это весьма разумное решение. Только бы успели…
Перед тем как разойтись, Тютелькин все же поинтересовался у Строгачева:
– Что с нами будет?
Тот честно признался:
– Не знаю. Накажут всех, и меня тоже. Заменить Павлинову – это вам не статистку поменять.
– А если ничего не рассказывать? И Любови Петровне посоветовать молчать?
Строгачев только плечами пожал на такое мое предложение. Для этого Павлинову нужно было сначала найти и привезти в Ялту.
До решения нашей судьбы оставалось не больше десяти часов…
А если уж сел, делай вид, что это твоя персональная.
Я очень любила Крым за горы и море, которые рядом, за вид Аю-Дага, за дельфинов, кипарисы, пляжное ощущение отдыха. Да мало ли за что можно любить Крым, особенно его Южное побережье? Сами названия мест отдыха – Коктебель, Гурзуф, Алушта… Ялта… звучат, как сказка.
А ЮБК в августе – мечта любого. Моя приятельница говорила, что, даже если врачи оставят ей две недели жизни, она непременно потребует, чтобы эти две недели прошли в августе и в Крыму!
Еще неделю назад мы все страстно рвались в Ялту, мечтая о вине Массандры, шашлыках и ласковом море. Пару дней назад препирались из-за дележа труппы на «нужных» и «ненужных». А сейчас? Вон она, Ялта, впереди справа, Аю-Даг миновали и, не глянув на Медведя, на Гурзуф лишь глаза скосили… Что дальше-то?
Все упиралось в расторопность симферопольских работников ОГПУ, найдут они Любовь Петровну вовремя – спасут нас, а нет…
Тут не до Массандры и синей волны.
Ангелина строго поинтересовалась у меня:
– Руфа, где ты была всю ночь? Опять преступление расследовала?
Я призналась, что так и есть, но, кажется, Любовь Петровна жива.
– Геля, смешно, но все как мы с тобой придумывали: за нами следовал сумасшедший любовник, чтобы выкрасть Павлинову прямо из-под носа. И любовь, и преследование, и побег – все есть. Только трупа нет, и слава богу!
Ряжская смотрела недоверчиво:
– Руфа, на тебе плохо сказываются бессонные ночи. В твоем возрасте не стоит ползать по пароходу, как Проницалов – на четвереньках. Объясни толком, в чем дело.
Но я действительно устала, а потому ограничилась кратким:
– Концерт в Ливадии сегодня в пять. Если Любовь Петровну не привезут до этого времени, не знаю, что с нами всеми будет.
Ангелина, обиженная моей скрытностью, поджала губы:
– Тебе видней.
Конечно, моя боевая подруга на поприще сыска заслуживала большего, но я пока и сама толком сказать ничего не могла.
В Ялту прибыли, когда отдыхающие еще только выползали на утреннее нежаркое солнышко, но в воздухе уже разливались умопомрачительные запахи шашлыков и жареной рыбы, слышались музыка, веселые голоса. Когда летом в Ялте бывает иначе?
Мы пытались хохриться, между собой мрачно шутили о недосушенных сухарях и отсутствии в чемоданах шапок-ушанок и валенок, обещали организовать в лагере самодеятельность на базе нашей труппы, даже сочиняли последние письма родным. Глупо? Да, конечно.
Труппе сообщили, что выступать в Ливадии будет только Павлинова, но ничего не сказали о ее побеге, потому актеры и технический персонал почти в полном составе отправились купаться и загорать. Суетилов, Тютелькин, Гваделупов, Лиза и я остались. А еще часть оркестра и Тоня, как верная костюмерша звезды.
Пляж в Ялте
Шли час за часом, а новостей из Симферополя не было. Теперь мы уже не шутили даже мрачно, а пытались считать. До Ливадии недалеко, верст десять, даже с учетом того, что нас поселили ближе к Массандре (Гваделупов утверждал, что и того меньше), значит, хватит получаса. От Симферополя до Ялты верст восемьдесят, это еще три часа (здесь мы поспорили: Тютелькин твердил, что извозчики ездят не больше десяти верст в час, а Гваделупов заявил, что это по городским улицам, а по хорошему тракту все сорок можно!). Правда, если Любови Петровне удастся нанять машину, то выйдет быстрей.
Когда стрелки на часах показали полдень, мы дружно решили, что она непременно наймет машину, и сократили время на целый час. Потом решили, что машина обязательно будет быстрая и не поломается по дороге, а водитель опытный, не заплутает, и на всю дорогу хватит двух часов, потому Любовь Петровна даже успеет попить чайку в Ялте… А потом перестали считать совсем. Оставалось только ждать известий.
В начале третьего Строгачев позвал нас к себе. С первого взгляда было понятно, что ничего хорошего он сообщить не может.
– Бельведерский нашелся, но Павлиновой с ним нет.
– Что?!
Строгачев жестом остановил вскочившего Тютелькина и продолжил:
– Они поссорились, и Любовь Петровна ушла. Куда – он не знает. Забрала вещи и хлопнула дверью. Его из гостиницы не выпускают, пока не заплатит.
Суетилов зло фыркнул:
– Правильно делают!
Но Строгачева меньше всего волновала судьба безденежного Бельведерского.
– В Ливадийском дворце надо быть в половине пятого, машины подадут в три тридцать, выезд в четыре. Вызывают вас, вас и Павлинову, – он ткнул в Тютелькина и Суетилова. – И нескольких музыкантов, только немного.
– Там… знают? – чуть дрогнувшим голосом поинтересовался Суетилов.
– Нет. Поедет Елизавета Ермолова. Это лучше, чем ничего. В крайнем случае скажем, что Любовь Петровна заболела или сорвала голос.
– А Лизе говорить о Павлиновой?
– Нет. Пусть пока не знает, так лучше. И сами молчите. Может, удастся все-таки найти.
– Она могла отправиться в Москву, – бодро предположил Тютелькин. Но Строгачев только махнул рукой:
– Сейчас не важно. Только бы Лиза не сорвалась.
Я вспомнила его придирки к дворянским корням Лизы.
– А вы? – поинтересовался Суетилов.