тихим голосом принялся убеждать Дазия принять сторону римлян, но не карфагенян. Тот, конечно, закричал, что его настраивают против полководца прямо у него на глазах. Но поскольку, кроме одной пары ушей, никто ничего не услышал, то никто и не поверил, что это правда, к тому же обнародованная врагом. А немногим позже поразительная настойчивость Блассия привлекла Дазия на сторону римлян, а Салапия с пятьюстами нумидийцами, оставленными для охраны, была отдана в руки Марцеллу.[252]

⠀⠀ ⠀⠀

Внешний пример 2.

Вопреки совету Фокиона, у афинян прекрасно пошли дела. А он продолжал упорно утверждать на народном собрании, что, конечно, рад благоприятному развитию событий, но в то же время его совет был лучше. Он не осудил свое собственное верное представление, поскольку совет другого, хоть и неправильный, привел к лучшему положению дел, сознавая, что тот — лучше, но зато его совет мудрее. И в самом деле, только случай приводит к безрассудству льстивую душу, когда она принимает плохой совет, который чем вреднее, тем более неожиданно оказывается полезным. Нрав Фокиона отличался миролюбием, сочувствием, свободой, неизменной и приятной сдержанностью. Его общее единодушие со всеми заслуженно привело к тому, что его стали называть Честным. Эта решимость, которая крепка от природы, мягко расцвела в его кроткой груди.[253]

⠀⠀ ⠀⠀

Внешний пример 3.

Дух Сократа, защищенный силой мужества, показал пример еще более несгибаемой настойчивости. Все афиняне, побужденные несправедливым и диким гневом, вынесли смертный приговор десяти преторам, которые при Аргинусских островах разбили спартанский флот. Сократ в это время был в числе властителей, которые должны были проводить в жизнь решения народного собрания. Посчитав недостойным, что столько заслуженных людей подвергнутся казни лишь на основании волеизъявления народа и без суда, он противопоставил свою решимость безрассудству и громким воплям народного собрания, но не смог смирить всеобщее безумие. Ему не дали возможности вести процесс в соответствии с законом, хотя он и настаивал на том, что его противники запятнают руки невинной кровью преторов. Сократ не испугался того, что может стать одиннадцатой жертвой безумия свой страны.[254]

⠀⠀ ⠀⠀

Внешний пример 4

Следующий пример, хоть и не столь знаменит, но заслуживает рассмотрения как опыт решимости. Эфиальт, успешно выступавший в судах и пользовавшийся доверием, получил наказ выступить общественным обвинителем. Среди обвиняемых значился Демострат, у которого был сын Демохар, очень красивый мальчик, и Эфиальт воспылал к нему горячей любовью. Сделавшись, таким образом, по общественному жребию грозным обвинителем, а в душе несчастным подсудимым, Эфиальт не смог заставить себя ни прогнать мальчика, который пришел умолять, чтобы он не очень настаивал на обвинениях против отца, ни выдержать зрелища этого мальчика, стоящего перед ним на коленях с покрытой головой, плачущего и стонущего. И все же он честно признал виновным осужденного Демострата. Не знаю, принесла ли ему эта победа славу или мучение, но ясно, что, прежде чем осудить виновного, Эфиальт победил сам себя.[255]

⠀⠀ ⠀⠀

Внешний пример 5.

Дион Сиракузский в своем примере превзошел его в суровости. Приближенные говорили ему, чтобы он усилил охрану, потому что Гераклид и Каллипп, которым он доверял всем сердцем, злоумышляют против него. Он же ответил, что скорее предпочтет умереть, чем, страшась ужасной смерти, сочтет друзей врагами.[256]

⠀⠀ ⠀⠀

Внешний пример 6.

То, что последует, знаменательно со стороны того, что сделано, и со стороны известности того, кто это сделал. Александр, царь Македонии, сокрушивший могущество Дария в знаменитом сражении[257], отбыл в Киликию. В пути он перегрелся и бросился в воды реки Кидн, протекавшей мимо Тарса и знаменитой своей прозрачностью. Поскольку он много выпил, его мышцы оцепенели от холода и началась судорога, а конечности онемели, и, к ужасу всего войска, его отвезли в город, находившийся неподалеку от лагеря. Так он и лежал больным в Тарсе, и призрак грядущей победы разбился о его немощь. Созванные врачи с предельным усердием тщательно выбрали лекарства. Они все склонились к одному средству, но врач Филипп собственными руками смешал новое снадобье и предложил его Александру, будучи его другом и спутником. В тот же самый момент Парменион доставил письмо с предупреждением, что царь должен остерегаться предательства Филиппа, якобы подкупленного Дарием. Когда Александр прочел письмо, он без колебания выпил снадобье, а письмо отдал Филиппу для прочтения. С такой решимостью в доверии к другу он получил самую знаменательную награду от бессмертных богов, которые не пожелали, чтобы лекарство оказалось ядом.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Книга IV

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Об умеренности

⠀⠀ ⠀⠀

1. Предисловие. Перейдем теперь к самой здоровой части души, умеренности, которая удерживает наш разум от безрассудства. Получается, что именно это качество избегает укуса порицания и вызывает чрезвычайную благосклонность. Попробуем проверить его действие на знаменитых мужах.

1.1. Начнем с колыбели высочайшей магистратуры. Публий Валерий получил прозвище Публикола из-за уважения к величию народа. После изгнания царей он сосредоточил в себе всю их власть и все знаки отличия под титулом консула. Ненавистное чванство магистратов он свел к терпимому уровню, удалил топоры из фасций и заставил склонять их перед народным собранием. Численность последнего он наполовину сократил и взял себе в коллеги Спурия Лукреция, которому и передал фасции, обозначив его превосходство, поскольку тот был старше по возрасту. Он внедрил закон в центуриатные комиции, чтобы никакой магистрат вопреки провокации[258] не смог бы засечь или казнить римского гражданина. Даровав обществу свободу, он постепенно свел на нет собственную власть. И по сути опустошил свой дом, казавшийся крепостью. Но разве мы не знаем, что чем ниже пал его дом, тем выше была его слава?

1.2. Неохотно распростившись с Публиколой, перейдем теперь к Фурию Камиллу. Его переход от бесчестия к высшей власти был чрезвычайно скромным. Будучи изгнанником в Ардее, когда Город был захвачен галлами, он пришел на помощь согражданам в Вейи в качестве командующего войском только тогда, когда убедился, что его назначение диктатором состоялось в строгом соответствии с законом. Блистательным был вейянский триумф Камилла, блистательна его победа над галлами, но еще более удивительно его промедление. Ибо сложнее одолеть себя, нежели врага…[259]

1.3. В умеренности с Камиллом можно сравнить Марция