Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я точно знала: Макс пришёл за ответом.
Но он вряд ли его устроит — в этой истории с изменой мужа ясным стало одно: мне никто не нужен. Если не останусь с Киром, то тогда вообще — ни с кем. Однако как это объяснить Максу, чтобы не обидеть его, не представляла.
Наверняка ведь подумает: пока был нужен, использовала, как хотела, даже как-то ночью вызвала, а сейчас решила вытереть ноги и пойти дальше своей дорогой.
Ну что ж, пусть думает, как ему захочется: я решила, больше его в свою жизнь не пущу, никого не пущу. Устала.
— Лерчик, ты почему такая напряжённая? — усмехнулся Макс, когда вошёл в номер и попытался поцеловать, но я увернулась.
Я и раньше чувствовала, понимала, как ему трудно держать себя в руках и отстраняться от меня всякий раз, когда, вероятно, хочется иного.
Но чем ему могла помочь? Броситься на шею и завопить: «Возьми меня такую несчастную и никому не нужную!» Ну уж нет!
Сейчас я вновь ощущала себя той девчонкой, которую он уговаривал на более близкие отношения, а мне решиться было страшно. Уже иная ситуация, но тоже чем-то похожая.
— Это моё обычное состояние в последнее время, — ответила я ему в тон так же насмешливо.
— Всё так плохо? — Голубев развернул единственный свободный стул сиденьем к себе и присел на него, опершись локтями на спинку.
«Нет, твою петрушку, изумительно, а то ты не знаешь как», — подумала я.
— У меня всё нормально, — сказала грубо, разделяя каждое слово, и замолчала.
А Голубев наверняка решил, сейчас же начну расспрашивать, что он от меня скрывает, для чего произнёс ту оборванную фразу о Кире: «Он же…» Нет, не будет этого, достаточно истязать мою нервную систему.
— Ты подумала над моим предложением? — внезапно сменил Макс тему.
— Нет. Я тебе всё сказала вчера, — вздохнула и добавила: — Да и не до раздумий было.
— А, ты про конкурс… и всё такое? — сделал он акцент на слове «такое».
— Конечно, про конкурс. Для того сюда и приехала.
— Знаешь, никогда не сомневался: ты великолепная актриса, но то, что ты удивительно толковый режиссёр, не знал. Обязательно расскажу об этом Сухаревскому. А, может, всё же поедешь со мной, и ну его этот провинциальный театр? Денег хватит на любой, какой пожелаешь.
— Денег хватит, а совести нет. Ты же не возьмёшь на свои плечи заботу о чужих детях. Так?
Он внимательно заглянул в мои глаза:
— Почему же ты так плохо обо мне думаешь, Лерчик? Чем же я провинился? — Я молчала: а то не знает. — Своей минутной слабостью, да? Уверяю тебя, это было лишь раз. Вот настолько метким оказался единственный выстрел, что появился сын.
— Пф-ф! Избавь меня от пошлых подробностей.
— Прости. Ну получилось так с Милкой и получилось, что меня теперь расстрелять за это? Поверь, за ту слабость я расплачиваюсь всю жизнь. И тысячу раз просил у тебя прощения. Что ещё нужно? — выкрикнул Макс с надрывом. — Не слишком ли суровое наказание? Ведь ни на одну бабу смотреть не могу так, как смотрю на тебя.
— И что оттого? Орден тебе выдать за великую платоническую любовь?
— Не нужен мне орден, ты мне нужна. Я же всё время, что здесь, не выпускал тебя из виду — так казалось, становлюсь ближе. Даже часто ездил за тобой.
Следил?
Я отчётливо вспомнила момент, когда мы со Стёпой и Киром сидели в уютном домашнем кафе и, случайно взглянув в окно, я заметила машину, которая, простояв минут пять, уехала. На секунду показалось, что это был джип Макса, который ему выдали во временной пользование ребята из сервиса. Выходит, не показалось.
— Так, может, недавний разговор Кира с Огурцовой тоже сфабриковал ты? А что? Слышала, даже дилетанты на раз-два могут создать дипфейк, — пришла вдруг неожиданная мысль и появилась робкая надежда, что это всё придумал и разработал Макс. А Кир на самом деле чист, аки агнец.
— Разговор с Киром? — натурально удивился Макс. — Ты о чём-то узнала с помощью шпионской программы? — Я кивнула. — А мне для чего это? Чтобы заставить тебя бросить его?
Нет, так играть невозможно, уж я-то понимала, когда человек пытался фальшиво изображать одну из пяти характерных эмоций.
— Конечно.
— Мелко. Поверь, мне до фига известно о похождениях Краснокутского. Со временем сама всё узнаешь. Лишь бы поздно не было.
Только-только появилась робкая надежда, что Кир ни при чём, и вот снова в душе́смятение.
— Разберёмся.
— Хочешь его бросить или просто поговорить?
— Не твоё дело.
Макс кивнул, будто понимая, о чём молчу и не хочу с ним разговаривать:
— Конечно, только когда будешь разбираться, пожалуйста, позвони мне и включи громкую связь, боюсь, что всё может закончиться трагически. Одно дело, когда бросаешь сам, другое — когда бросают тебя. Мужики редко прощают такое.
— Это вряд ли. Кир никогда меня пальцем не тронет. — Я от волнения встала с кровати и подошла к окну, опершись ладонями на стол, стоявший рядом.
Макс тоже встал и, подойдя ко мне сзади, попытался обнять. Задышал глубоко и громко.
— Всё когда-нибудь случается в первый раз. Позвони, я немедленно приеду, — горячо прошептал он в ухо.
Его руки… они снова напомнили о тех годах, когда мы с Голубевым были вместе, когда ни дня не могли прожить друг без друга. Но нет, так нельзя.
— Не надо, прошу тебя.
Я отошла от него в сторону и поднесла ладони к щекам, которые горели, потому что прикосновения Макса казались приятными и ласкающими. Всё было, как раньше: когда он обнимал, а я закрывала глаза, потому что накатывала волна удовольствия, которая, качая, уносила всё дальше и дальше до умопомрачения, до исступления.
— Хорошо, подожду ещё, — улыбнулся он странной, будто пьяной, улыбкой. — Ждал ведь всю жизнь и ещё подожду.
В это время постучали, и в комнату влетел возбуждённый Стёпа, радостно крича: «У меня получилось! Лер Санна, получилось!», а за ним следом вошла красивая хрупкая девушка:
— Простите, не могли бы вы помочь мне включить в номере свет? — обратилась она к Максу. — Никак не получается: пытаюсь вставить электронный ключ в карман, а свет всё равно не зажигается.
В этом отеле действительно выдавали два ключа: один