1. ЛЕМАН Вальтер – 42 года, отец

2. ЛЕМАН Эмма – 41 год, жена

3. ЛЕМАН Гюнтер – 11 лет, сын

4. ЛЕМАН Ингрип – 9 лет, дочь

5. ГЕЛЬВИК Анна – 43 года, мать

6. ГЕЛЬВИК Гизела – 16 лет, дочь

7. ГЮФЕРТ Эльза – 42 года, мать

8. ГЮФЕРТ Гельга – 18 лет, дочь

<…>».

Решительные действия предпринял командир 136 стрелкового корпуса, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант Лыков. Отрывок из приказа:

«Для сведения всего личного состава довести, что я не буду утверждать мягкие приговоры, и всем убийцам, насильникам, грабителям и мародерам буду требовать исключительно высшую меру наказания – расстрел!»

* * *

После приказа Сталина, потребовавшего изменить отношение к немцам, по войскам пошёл вал директив. Зашевелились политработники, их разъяснительная работа сопровождалась ужесточением карательных мер со стороны военных комендатур и военной прокуратуры. Олег Ржешевский, заведующий отделом истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, привёл данные военной прокуратуры: в первые месяцы 1945 года за бесчинства по отношению к местному населению осуждено военными трибуналами более 4148 тыс. офицеров и большое число рядовых[76].

Но сколько военнослужащих из этого числа были осуждены за преступления против гражданского населения, а именно за насилие? Среди резонансных убийств, совершённых пьяными солдатами, – гибель в начале февраля Героя Советского Союза, командира танковой бригады полковника Горелова, пытавшегося ликвидировать пробку, возникшую на дороге в нескольких километрах от границы с Германией. Даже полк НКВД за первые недели 1945 года из-за стычек с водителями потерял пять человек убитыми и тридцать четыре ранеными[77].

Но, как мы увидим ниже, большинство осуждённых офицеров были привлечены к ответственности за распитие их подчинёнными недоброкачественного алкоголя и различных химических препаратов из лабораторий, приведшее к многочисленным смертельным случаям.

Политуправления частей и спецподразделений во исполнение приказа Жукова ежедневно докладывали командующему фронта о настроении в войсках. Из донесения политотдела 328-го стрелкового корпуса по доведению и разъяснению Ставки:

«23 апреля 1945 г.

Приказ получен в дивизии в ночь с 21 на 22 апреля 1945 года. Директива была размножена на печатной машинке и с работниками политического отдела была направлена во все подразделения дивизии и доведена до всего личного состава. Прямо на марше в каждой роте политработники и командиры рассказывали бойцам содержание директивы, разъясняли требования Ставки Верховного главнокомандования об изменении отношения к немцам – как к военнопленным, так и к гражданскому населению.

<…> После зачитки приказа были массовые выступления бойцов, сержантов и офицеров.

1. Сержант Габуев (рота автоматчиков 1103 сп) сказал: “Этот приказ, во-первых, внес полную ясность, каким должно быть наше отношение к гражданскому населению Германии. До сих пор мы увлекались статьями Эренбурга и думали, что все немцы бандиты <…>”.

2. Красноармеец Соболев, комсомолец, высказал правильное мнение: “Я и раньше думал, что пора нам немцев сортировать <…>”.

3. Наводчик 76-мм орудия 1103 сп серж. Павлов в разговоре с бойцами рассказал: “Вчера зашел я в один дом, смотрю – сидит пожилая немка с тремя пацанами, глядят испуганно. Дал я им сахару. Они с жадностью накинулись на него, настолько они голодны. “А, сволочи, – подумал я, – не стало нашего украинского хлеба – зубами щелкаете”. Гады они смертельные, а детей жалко, хоть они и немецкого отродья”.

<…>

7. К-н Романенков показал: “Мы с к-ом батареи 45-мм пушек тов. Приходько находились в доме, в другой комнате сидели 2 немки и разговаривали. Вдруг врывается какой-то ст. лейтенант с пистолетом в руках, бросается к немке, хватает её за грудь и толкает на пол, и пока мы поняли, в чем дело, он двумя выстрелами убил немку. Мы хотели его задержать, но он, сказав: “Будут помнить, как в моих солдат стрелять”, выскочил вон и скрылся”.

8. Старшина Шорин (1 батарея 1298 ап: “Наши люди переполнены чувством мести, и это справедливо. Но мы вредим себе, когда на глазах у немцев расстреливаем сдающихся в плен – так нехорошо делать. Поэтому они нас боятся и больше сдаются союзникам”.

<…> В ходе бесед ряд бойцов и офицеров задали политработникам заслуживающие внимания вопросы. Привожу наиболее характерные из них:

1. Куда мы пойдём дальше, после занятия Берлина?

2. Можно ли оказывать медицинскую помощь раненым немецким военнопленным?

3. Можно ли дать кусок хлеба немецкому военнопленному во время его конвоирования?

4. Будет ли отправляться к нам на работу немецкое население?

5. Можно ли там, где нет немецкого населения, брать вещи для посылки семьям красноармейцев? Не последует ли в связи с этой директивой прекращение отправки посылок на Родину?»

* * *

25 апреля командующий 1-м Белорусским фронтом издал новый приказ. Жуков, прославившийся на фронте жёсткими мерами и лично расстреливавший провинившихся командиров, когда дело касалось насильников, требовал лишь направлять солдат в штрафные батальоны, а офицеров предавать суду офицерской чести. Его неожиданная мягкость была вызвана нехваткой солдат в боевых частях.

«<…> Я имею сведения о том, что в частях, спецподразделениях и тылах продолжаются случаи бесчинства по отношению к немецкому населению, продолжается мародёрство, насилие и хулиганство.

Все эти факты, позорящие наших красноармейцев, сержантов и офицеров, показывают, что командиры частей и спецподразделений не сумели добросовестно, жёстко и быстро провести в жизнь указания тов. СТАЛИНА и указания Военного Совета фронта о запрещении незаконных действий в отношениях к немецкому населению.

Я считаю, что такими гнусными делами не занимаются бойцы, сержанты и офицеры, честно сражающиеся в бою за нашу Родину.

Мародёрством, насилием и другими преступлениями занимаются лица, не участвующие в бою, которые не дорожат честью бойца и честью части, – люди морально разложенные.

Я строго требую от командиров корпусов, дивизий и частей немедленно навести жёсткий порядок и дисциплину в частях, особенно в тыловых частях.

Всех, мародёров и лиц, совершающих преступления, позорящих честь и достоинство Красной армии, арестовывать и направлять в штрафные части, а офицеров предавать суду чести военного трибунала.

Настоящую директиву объявить всему красноармейскому, сержантскому и офицерскому составу 1-го Белорусского фронта».

25 апреля из политотдела 328-го стрелкового корпуса поступило донесение: несмотря на разъяснительную работу, насилие продолжается, хотя, как радостно докладывал политотдел, дисциплина и порядок заметно повысились и количество совершаемых преступлений уменьшилось:

«<…> Комсомолец, красноармеец Гречаный: “Мы предполагали, что, когда придем в глубь Германии, запретят мстить, как начали. Многие совершали насилие, занимались барахольством из озорства, но почти все с сильным озлоблением, при этом приговаривали: “За мою хату, за сестру, за мать, за нашу Родину, за кровь и раны наши, за искалеченную жизнь”. Мстили мы, как сердце подсказывало. Мы не понимали, что позорим свой народ и Красную армию. Поэтому я и думал: неужели не запретят этого?”

<…>