солдат отсыпалась после вчерашнего дебоша, другая – ушла в бой. Женщины вернулись в свои квартиры и обнаружили мятые кровати, на которых ночью развлекались солдаты…

Герда подошла к Кармен, сказала ей несколько сочувственных слов и поинтересовалась, почему она так настойчиво выкрикивала её имя. Кармен подняла полные ненависти глаза и посмотрела на Герду.

– Почему это была я, а не ты?

Герда поняла, что послужило причиной её криков. Две женщины никогда больше не разговаривали друг с другом.

* * *

В Дахлеме (Dahlem), район в составе берлинского административного округа Штеглиц-Целендорф, советские офицеры посетили сестру Кунигунду, настоятельницу женского монастыря, в котором находились сиротский приют и родильный дом, – писал в 1946 году по горячим следам Остин Апп. – Офицеры вели себя безупречно (в советской армии было немало солдат и офицеров, пытавшихся защитить мирное население), но предупредили её, что следует опасаться не фронтовиков, а тыловых частей Красной армии, которые вскоре появятся[64].

Так происходило и на Восточном фронте, случалось, солдаты вермахта пытались предупредить мирное население, евреев в основном, что за ними идёт СС. Красноармейские офицеры, предупредившие настоятельницу женского монастыря о грядущей опасности, оказались правы: солдаты-тыловики вторглись на территорию монастыря и безжалостно всех изнасиловали: монахинь, медсестёр, беременных женщин и рожениц.

Красная армия была разнородной и по национальному составу, и по образовательному уровню – одни видели в каждом немецком ребёнке будущего эсэсовца, другие делились с немецкими детьми продуктами питания; были солдаты и офицеры, разогретые алкоголем и жестоко насиловавшие женщин и детей, но были и осуждавшие насилие и пытавшиеся этому воспрепятствовать. Но там, где, как в Восточной Пруссии, насилие было частью государственной политики, целью которой было до смерти напугать гражданское население и заставить его покинуть места, отходящие к СССР, публично осуждавших насилие, таких как Лев Копелев, арестовывали и обвиняли в сочувствии и гуманности к неприятелю.

Напомним статистические данные, приведенные Хельке Зандер и Барбарой Йон, из книги «Освободители и освобождённые» о битве за Берлин, выигранной маршалом Жуковым. Из 1,4 миллиона девушек и женщин, живших в Берлине перед началом штурма, как минимум 110 тысяч подверглись изнасилованиям. Из них 11 тысяч забеременели. 10 тысяч женщин были убиты или покончили с собой, не вынеся надругательств.

Есть и другие цифры, ненамного отличающиеся. По информации двух берлинских больниц, жертвами изнасилований стали от 95 тысяч до 130 тысяч женщин. Но это лишь видимые цифры: многие женщины, опасаясь огласки, не обращались к врачам. Большинство стали жертвами групповых изнасилований. Эти цифры статистика учитывает.

Авторское отступление

От описания сцен насилия автор устал. В нью-йоркской квартире он может отвлечься от берлинского кошмара весны 1945-го просмотром бескровных футбольных трагедий – судейских ошибок на чемпионате мира – и выплеснуть эмоции на неправильно засчитанные голы или, наоборот, правильно забитые, но не засчитанные.

Автор волен позволить себе coffee break или переключиться на художественную прозу, на любимый в последние годы жанр – антиутопию и магический реализм…

Берлинцы, мирные жители, весной 1945-го позволить себе coffee break не могли. Ни до, ни после капитуляции. Поделом немцам за Бухенвальд и Освенцим, Варшаву и Бабий Яр, Треблинку и Хатынь, за Ленинград, Минск? – перечислять пепелища, оставленные нацистами, бумаги не хватит! Может, и поделом, когда думаю о погибшей в гетто первой семье отца, жившей в той же самой квартире, в которой жил я, и о брате, который, по-видимому, как и я, стоял за спиной отца и наблюдал, как разжигает он печь…

Мальчишкой ненавидел я немцев и не понимал отца! Он, когда рухнул фронт, пешком протопавший в 1942-м от Харькова до Сталинграда, драпом по 50 километров в день, чтобы не оказаться в плену, он так и не ответил на мой вопрос: «Сколько ты убил немцев?» Зато я помню рассказ отца: ему, раненому разрывной пулей в правую руку при прорыве немецкой обороны под Сталинградом и пешком направлявшемуся в прифронтовой госпиталь, как легкораненому, приказали руководить конвоированием в тыл колоны немецких военнопленных. В дороге встретились две колоны: пленных и красноармейская, из глубокого тыла направляющаяся на фронт. Возбуждённые алкоголем офицеры подбегали к немцам и избивали их, демонстрируя солдатам, как следует обращаться с военнопленными. Отец, по воинскому званию старшина, не мог помешать избиениям, но он усвоил урок и при приближении встречной колонны отводил от дороги пленных, защищая их от насилия. Тогда его гуманизма понять я не мог…

…Во времена перестройки я прочитал в «Литературной газете» историю о женщине блокадного Ленинграда, зимой 1942-го не похоронившей труп умершего от голода ребенка, а заморозившей его между оконными рамами. Понемногу отрезая от него куски мяса, она варила бульон и спасла от неминуемой смерти второго ребёнка. История жуткая, реальная, в отличие от надуманного сюжета «Ночной портье», и страшнее фильмов ужасов Альфреда Хичкока.

За блокаду города, в котором от голода и болезней умерло до полумиллиона жителей, нацистская Германия должна понести наказание. Но тогда следовало бы отказаться от идеологических догм и открыто заявить, что Германия в 1945-м заплатит по высшему счёту, по меркам блокадного Ленинграда, с уроком – назиданием потомкам, уроком, аналогичному тому, который преподнесли римляне, покоряя восстание в Иудее. И вместе с союзниками громко сказать об этом на Тегеранской и Ялтинской конференциях, а затем по примеру римлян, разрушивших Второй Храм, разнести Берлин к чёртовой матери, запретить немцам селиться вокруг него и рассеять по миру, как некогда римляне сделали с иудеями. (В Восточной Пруссии и Силезии нечто похожее было сделано.)

Возвращаясь к Иудейской войне. Победители не щадили восставших. По обе стороны дороги от Иерусалима до Рима (за исключением водных преград) вкопаны были кресты, на которых римляне распинали восставших. Римская казнь антигуманна для XX века, но век коммунистических революций придумал иные казни. Для искоренения германского милитаризма Сталин мог бы депортировать пол-Германии в Сибирь и на Дальний Восток (места незаселённые, необжитые – нехай фрицы и гретхен трупами прокладывают через тайгу автобаны). Так оно, в общем-то, и было. По договоренностям, достигнутым на Ялтинской конференции, Советский Союз в качестве репараций получил право использовать немецкую рабочую силу, гражданское население как с территории рейха, так и с территорий, никогда в него не входивших. Более трёхсот тысяч женщин от восемнадцати до тридцати пяти лет и мужчин от семнадцати до сорока были насильно вывезены в СССР, в основном на шахты Донбасса и на металлургические заводы. Многие умерли в рабочих лагерях от непосильной работы, голода и болезней[65].

Но если рабоче-крестьянское воспитание и коммунистическая мораль выше законов кровной мести, то следует