Я потопталась возле Юлькиного стола, прихватила ключи от еемашины и, маятно вздохнув, решила малость пошептаться с ней. В отцовских делахона понимала столько же, сколько я, и мы сошлись во мнении, что Багров можетврать, а может и правду говорить, и другого способа узнать, что он затеял, нет.Выходит, придется ему помогать. На том и порешили.

К вечеру я была дома, Сашка меня поджидал.

— На машине? — спросил, хмуря брови.

— Конечно.

— На Юлькиной?

— Как ты велел.

— А шмотье ее прихватила?

— Прихватила и даже купила парик. По-моему, похоже.

Через двадцать минут в парике и Юлькином любимом платье ястояла перед зеркалом и таращила глаза. Конечно, спутает нас только дурак, сдругой стороны, если в сумерках особо не приглядываться… черт его знает.

— Годится, — кивнул Сашка, оглядев менякритически. — Очень даже ничего, хотя в своем обличье ты мне нравишьсябольше. К тому же Юлька твоя — баба вредная, а я вредных не люблю… Отдохни, вдесять поедем.

— Куда? — не поняла я.

— Как куда? — развел руками Сашка. —Фээсбэшников ловить.

— Сегодня?

— А то… Сделаем дело и в сторону.

Такая поспешность пришлась мне не совсем по душе, и я сталапоглядывать на телефон, но Сашка вертелся рядом, и позвонить не было никакойвозможности.

В 22.15 он вдруг сказал:

— Присядем на дорожку. — Мы в этот момент лежали.Сел, подмигнул мне и заявил:

— Бог не выдаст, свинья не съест.

На Юлькиной машине мы отправились к месту проведенияоперации. Переулок в самом деле был тихим, ничем не примечательным и для всякихтам нападений очень удобным. Располагался он в трех кварталах от дома отца, втот момент я об этом не подумала, зато спросила о другом:

— Чего это они с докладом так поздно?

— О чем же докладывать утром? — удивился Сашка,приткнул машину возле тротуара, но как-то по-дурацки: передние колеса вывернул,а заднее правое взгромоздилось на поребрик.

— Значит, так: появятся они минут через десять,переднюю дверь оставишь открытой, встанешь рядом, как заметишь их, маши рукой,постарайся, чтобы они тебя увидели вон оттуда. Было бы просто здорово,остановись они вот в этом месте. Веди себя естественно, скажи: сломаласьмашина, попроси помочь. Улыбайся… Ладно, учить не буду, сама не дура. Заставьхоть одного выйти… держи. — Сашка сунул мне в руку газовый баллончик.

— Это зачем? — испугалась я.

— Выйдет, ты его… одним словом, нейтрализуй. Я жговорил: в машине их обычно трое, с такой оравой мне не справиться.Сможешь? — спросил он с сомнением.

— Смогу, — без особой уверенности кивнула я,испытывая непреодолимое желание немедленно отсюда удрать.

— Красный дом видишь? — ткнул пальцем Сашка всторону обычной пятиэтажки.

— Ну…

— Они едут туда. Так что все должно произойти предельнобыстро, а мы смыться отсюда еще быстрее. Вопросы есть?

— Конечно, — обрадовалась я.

— Стоп, — пресек меня Сашка. — На долгиебазары времени нет. Ну… ни пуха тебе… — Сашка проникновенно меня обнял,поцеловал и даже перекрестил, а черти в его зрачках скривили гнусные рожи.

— А ты куда? — сообразила спросить я.

— Я по соседству, вот в этих кустиках. И помни: оттого, как ты сейчас сработаешь, зависит моя жизнь, а возможно, и жизнь твоегоотца, — со вздохом добавил он и шагнул к кустам.

— Сашка, а машина-то у них какая? — растерялась я.

— Белая “девятка”.

— Та самая? — обрадовалась я неизвестно чему.

— Ага. Людишек у них тоже не хватает. Все. Я рядом,ничего не бойся и верь в

Победу.

Легко ему говорить: в чью, интересно, победу я должна верить?Не успела я как следует развить эту мысль, из-за поворота вывернула белая“девятка”. Шла она на большой скорости, я испугалась, как бы не проскочиламимо, и ни о чем другом уже не думала. Выпорхнула на дорогу и замахала рукой.Они притормозили, потом вовсе остановились рядом со мной, а я на всякий случайпопятилась к своей машине, вдруг сообразив, что “девятка” хоть и белая, нововсе не та, которая преследовала нас на днях. Та выглядела жуткой развалюхой,а эта — новенькая. Тут передняя дверь открылась, и парень, выглянув из кабины,улыбнулся мне так радостно и лучисто, что я малость обалдела.

— Здравствуй, Юлечка, — проронил он игриво.

— Привет, — нахмурилась я, невольно подражаяЮлькиной интонации.

— Чего случилось, а?

— Не знаю. Не заводится, мерзавка. Парень вышел, дведвери разом открылись, и в них возникли еще две любопытные физиономии, самоеневероятное: тоже с улыбками.

Парень подошел ко мне, я сунулась в машину и стала искатьсумку, он открыл капот и заглянул в него. Я сделала шаг к парню и, мало чтосоображая, извлекла газовый баллончик. Все остальное произошло в считанныесекунды. Парень, произнеся нечто длинное и непотребное, рухнул на колени,секундой раньше возник Сашка, огрел по голове одного парня, некстати вышедшегоиз “девятки”, и наставил пистолет на второго.

— Выйди из машины! — рявкнул он грозно. Тот вышелв полном недоумении, вытаращив на меня глаза, и Сашка подло заехал ему в ухо.Отшвырнул в сторону и ринулся на место водителя, а до меня вдруг дошло, что онсейчас уедет.

Я кинулась к нему, забыв, что в трех шагах от меня валяетсябесчувственное тело улыбчивого парня, споткнулась об него и во весь ростхряснулась на землю, угодив лбом точно на каменный поребрик, глухо вскрикнула иуспела услышать, как Сашка хлопнул дверью. “Наверное, голова моя раскололаськак орех”, — решила я не без удовлетворения. От боли меня затошнило, аперед глазами поплыли круги. “Умру, и поделом мне”, — прикрыв глаза,подумала я, не сопротивляясь разом нахлынувшей слабости. Но умереть в этот деньмне не удалось.

Рядом возник Сашка, чем, признаться, изрядно удивил,опустился на колени и со страхом спросил: