в этом времени. Но если выгорит, можно будет заручиться большим доверием начальства. А это на данном этапе важное подспорье в процессе инфильтрации в среду. Как оно там ещё сложится с призывом в войска? Запасной вариант карман не тянет. Пока же Вяземский возмущался, я успел обкатать в голове основную идею и придумать, как естественнее преподнести начальству.

— Чего тебе, Гаврила? Я же говорил, обращайся по имени-отчеству! — Иван Ильич достал пачку папирос и закурил, глубоко затягиваясь.

— Извините, Иван Ильич. Я так понимаю, у лазарета проблемы с перевязочным материалом? Неужто не укомплектовали в Иркутске?

— Много б ты понимал, Гаврила. «Не укомплектовали»! Да мы на каждую мелочь по копеечке всем миром собирали. Нет, конечно, были пожертвования и посущественней. И округ помог чем мог. Да только всё особо нужное либо всё наперечёт, либо давно отправлено на фронт. А по такой цене, что просит этот фрукт, мы не можем позволить себе покупать у местных крохоборов материал для перевязок. Придётся выпрашивать на месте, а это… — Вяземский тяжело вздохнул и безнадёжно махнул рукой.

— Простите ещё раз покорно. Может, я и глупость предложу, Иван Ильич, но послушайте, не отвергайте сразу. Мой дядька, Царствие ему Небесное, в бытность свою рассказывал мне о приспособе одной санитарской, что в русско-японскую придумали. Из марли и ваты. Так мы её сами частенько на охоту брали. Несколько раз очень пригодилась. Быстро и удобно. Вам же как, в первую очередь важно раненого солдата перевязать, чтобы кровью не истёк, из боя вывести, да до лазарета доставить? А ежели и что серьёзное, так и дальше, до госпиталя? Думаю, такие приспособы больше всего для этого дела годятся.

— Хм, ну, положим, про перевязочные пакеты известно довольно давно. И в войска их поставляют, пусть и недостаточно, но изрядно. Но это промышленное производство. В чём интерес, не пойму?

— А вы сами прикиньте, Иван Ильич: расход марли на такой перевязочный пакет меньше. Купить марли, ваты. Нет хлопковой — взять пеньковую или льняную, опять же, марлю можно брать остатками, отрезами, даже и вовсе бракованную. А потом уже готовые пакеты в карболке замачивать и сушить. Может, и не так ладно, как на фабрике сделают, но всё одно, годно! — я разошёлся, жестикулируя и видя блеснувший огонёк интереса в глазах Вяземского, — да что там, если уж тратить деньги, то и машинку ручную швейную, Зингер, например, прикупить! Барышни быстро с ней слад найдут. До фронта ещё больше двух недель ехать. Успеем не только пакетов нашить. Но и простыней, наволочек для постелей. Одежду чинить сами будете, не говоря уже о халатах или ещё чего… — я запнулся, поймав острый взгляд Ивана Ильича.

— Ты правда крестьянский сын, Гаврила? Уж больно складно соображаешь. Откуда про карболку знаешь? Есть ещё что предложить? По глазам вижу, есть. Выкладывай!

— Тю! Так-то не тайна, воняло от тех пакетов знатно, вот я дядьку и порасспросил. Тока надо бы ещё и пакетов бумажных или бумаги с клеем купить, чтобы, значит, заворачивать готовые просушенные изделия. А насчёт ещё чего предложить: мысль у меня в лавке мелькнула. Дружок у меня был, Никита. Постарше меня годков на десять, — начал я врать от всей своей попаданческой души, — на флоте служил. Канониром. Много про матросское житьё-бытьё на Балтике рассказывал. Форму свою любил по праздникам доставать…

— Не тяни, Гаврила, — поторопил меня Вяземский, делая последнюю затяжку и поглядывая на дверь лавки. Видимо, что-то в голове и у врача сложилось, глаза блеснули азартом.

— Ага, уже. Так вот: были у них на корабле специальные носилки, из брезента, без жёсткой основы, чтоб сподручнее было из трюмов, да шахт раненых выносить. Там ведь с оглоблями энтими и не развернёшься, иногда человека и сидючи тащить приходится, а то и по лестницам вертикально. Не сподручно. Так дружок мой очень хвалил их. И удобные и в сложенном виде в сумку или скатку носить можно.

— Ну, и в чём придумка-то? Носилок у нас и своих достаточно, — Вяземский от нетерпения переступил на месте.

— А вот, глядите-ка! Ну-ка, любезный, — я шагнул к саням, сдёргивая рогожку, которой накрывался в дороге. Дюжий извозчик было шагнул мне помешать, но врач остановил его жестом, заинтересованно посматривая на мой спектакль. Я же развернул рогожку ромбом и указал на её центр, — будь так добр, ляг сюда на минутку, любезный, — извозчик недоумённо посмотрел сначала на меня, потом на Ивана Ильича.

— Давай-давай, не томи, уважаемый. Вишь, парень загорелся, — подбодрил его Вяземский. Мужик, отбросив кнут на сани, сначала встал, а затем и сел посреди рогожи.

— Ложитесь, любезный, будто бы раненый, во-о-от, вытягивайтесь во весь рост! Отлично, — здоровенный бородатый извозчик в толстом тулупе и сапогах смотрелся на рогоже несколько комично. Но я постарался сдержать смех и попросил его ухватить сложенными крест-накрест руками углы рогожи, — Иван Ильич, это, конечно, немного примитивно, но даже один санитар сможет на таких носилках волоком тащить раненого. И что ещё важно, под огнём противника, — для демонстрации я сам лёг на живот и, ухватив свободный край рогожи, стал ползти, периодически подтягивая рогожу за край и упираясь ботинками в слежавшийся снег. Получилось не особенно красиво и ладно, но довольно эффектно. Помог, конечно, укатанный снег и моя возросшая в этом теле физическая сила, — спасибо, любезный! — я помог подняться продолжающему недоумевать мужику и вернул, предварительно отряхнув, рогожу на место.

— Несколько примитивно, но вполне показательно, — я снова уловил внимательный взгляд Вяземского, — только жаль, у нас и обычных носилок немного, а из рогожи долговечной волокуши не сделаешь.

— Так я и не предлагаю из рогожи. Это так, демонстрация. Мысль мне пришла, когда я в лавке увидел парусину. Можно раскроить десятка два таких носилок. Для лазарета хватит с лихвой, не говоря о том, что придумку можно использовать и по другому назначению, учитывая, что часто на позиции приходится передвигаться ползком.

— Ну, эт ты братец хватил! Тоже мне, стратег… — улыбнулся коллежский асессор, — «мы все глядим в Наполеоны!», — насмешливо процитировал он, — кусок прошитой парусины — это довольно примитивно и малофункционально.

Вот же, Фома неверующий! Я шагнул к стене лавки, здесь намело достаточно большой сугроб с рыхлой поверхностью и стал чертить пальцем, комментируя свои действия:

— Может, и примитивно. Но если вот такой крой, примерно два с половиной на полтора метра, сделать двойной тканью и провести прошивку как по краям, так и по основной поверхности частым зигзагом. Вот здесь и здесь оставить проёмы для кожаных ремней, за которые будет удобно и тащить, и нести. И