Каллипигов раздраженно толкнул в плечо водителя:

– На Манежную, к уродам!

На площади вовсю ликовали. Инвалиды смешались со здоровым людом, и марш протеста исподволь сменился народным гуляньем.

– Гуляем? – приветливо спросил Каллипигов попавшегося ему на глаза горбуна Федю.

– Ну! – ответил Федя.

– Что празднуем?

– Да слух прошел, что Люба жива.

– Какая Люба? – насторожился Каллипигов.

– Ты чего, мужик? Не знаешь ничего? Наша Люба Путину жизнь спасла.

– Это которая по фамилии Либерман? – вкрадчиво спросил Каллипигов.

– Какой еще Либерман? – отмахнулся Федя. – Зефирова ее фамилия. Любовь Зефирова, из Белозерска!

Зефирова, редкая фамилия! Неужели та самая, которая пандусы требовала в Белозерске сделать и даже наклепала жалобу Валентине Терешковой?!

Каллипигов расправил плечи и поглядел поверх толпы. На здании Манежа висел освещенный прожекторами огромный черно-белый плакат. С плаката смотрела девушка. Тонкие русые брови поднимались изломанным уголком. Растрепанные волосы забраны за маленькие, сильно торчащие уши. Макушка едва касалась цифры 140 см на ростомере за ее спиной. Внизу, под грудью, номер.

– Выставка фотографии, – догадался Каллипигов. На поясе заиграло «Семь сорок». «Ничего вообще-то мелодия, приятная», – решил Каллипигов.

– Это я, – доложилась Зинаида Петровна. – Как дела?

– Только что провел следственно-разыскные мероприятия. Установил личность подозреваемой. Ты, Зинаида, сейчас упадешь! На объект покушалась, в смысле закрыла его своим телом Любовь Зефирова из города Белозерска. Именно что из нашего!.. Помню ли я, как она Терешковой донос наклепала? Ты еще спрашиваешь? Я тогда чуть должности не лишился. Это же антисоветская кампания была. Да, Зинаида, тогда еще надо было убить гадину эту. Да, Зинаида, пожалел калеку! Дурак был!

– Ну и что теперь? – помолчав, тревожно спросила Зинаида Петровна.

– По обстоятельствам, – сообщил Каллипигов.

– Правильно, – одобрила Зинаида Петровна.

– Как ты думаешь, Зинаида, что лучше? В смысле – хуже? Охрана объекта проворонила покушение? Или охрана объекта не закрыла объект своим телом?

– Что в лоб, что по лбу, – подумав, заявила Зинаида Петровна.

– В общем, так, – вздохнул Каллипигов. – Сейчас ищем ее фотографию, объявляем в розыск, успеем, может, дать снимок в ночные новости. Попробуем при попытке к бегству… А ты слушай Евроньюс! Если там скажут, что Зефирова на объект покушалась – поддержим эту линию и объявим, что стреляла в нее моя охрана: защищали первых лиц государства. А если объявят, что Зефирова закрыла Путина своим телом, делать нечего – придется принять эти неприятные обстоятельства. И попытаться выкрутиться тем, что нами обезврежен на поражение покушавшийся псих Фишер, в смысле – Курочкин.

– Ты радуйся, что хоть еврейский вопрос отпал, – посоветовала Зинаида Петровна.

– Я радуюсь, Зинаида. Я прямо хохочу от радости.

– Так мне Евроньюс смотреть? – уточнила Зинаида Петровна.

– Да. И держи меня в курсе.

Отыскать место регистрации Любови Зефировой для Каллипигова было делом техники. Но в квартире на «Петровско-Разумовской» никого не оказалось. Никого, кто мог бы прояснить: зачем Зефирова ходила в Кремль? С какими целями? Зато пациентка Любовь Геннадьевна Зефирова нашлась в военном госпитале имени Бурденко. А начальник РОВД, некий Павел Квас, поднятый среди ночи помощником Каллипигова, отыскал пачку фотографий уродов и калек, в том числе фотографию Зефировой. Эту новость Каллипигову уже далеко за полночь сообщил по телефону помощник. Встретиться договорились в Останкине. В холле телецентра, пока Каллипигову оформляли пропуск, он решил взглянуть на переданное начальником РОВД фото. Глаза Каллипигова полезли на лоб: эту самую черно-белую фотографию он только что видел на здании Манежа! «А враг попался крепкий», – подумал он.

– Выходит, Зефирова – ранее судимая? – обрадовался Каллипигов, увидев на фотографии ростомер и номер. – Объявляем в розыск.

– Выходит, – согласился помощник. – А зачем в розыск? – осторожно поинтересовался он. – Она ж в Бурденко отыскалась?

– Чтоб у общественности сложилось мнение, что Зефирова – преступница, рецидивистка, – зловеще произнес Каллипигов.

В возбуждении от всех этих событий, Каллипигов позвонил Зинаиде Петровне.

– Это я, – сообщил он довольным голосом. – Зинаида, ты сейчас умрешь! Зефирову я нашел. Висит на Манежной площади.

Зинаида Петровна вскрикнула.

– Ты что… сам ее?

– Сам, конечно, все сам, – сварливо произнес Каллипигов. – От помощников никакого толку.

– Неужели… висит? – не могла поверить Зинаида Петровна.

– Как миленькая! Черно-белая, уши торчат.

– Фу, не говори больше, а то я не усну! Послушай, но это же в некотором роде самосуд? Тебя не обвинят?

– Кто? Никто ничего не знает. Если ты, конечно, рот не откроешь где не надо.

– Ты меня пугаешь, – произнесла Зинаида Петровна. – Это без свидетелей?

– Конечно!

– Слава богу! Но как ты все-таки решился?

– Жить, Зинаида, захочешь, не на то решишься.

– Верно. Так мне смотреть новости?

– Конечно. Сейчас Зефирову по телевидению в розыск объявят. Мы как раз в Останкине, потом на канал «Россия» поедем.

– Я не понимаю, зачем в розыск? Она ведь уже висит… на Манежной?

– Чтоб общественное мнение запутать!

– А-а, теперь поняла.

– Устал, Зинаида, как собака последняя… Но надо еще в Бурденко съездить, кое-что выяснить. Будь на связи!

В три часа ночи экстренным выпуском на экране появилась фотография Любы.

– По последней информации, поступившей в нашу студию, в покушении на Владимира Путина подозревается Любовь Зефирова. Наше досье: Зефирова Любовь Геннадьевна, уроженка города Белозерска Вологодской области, ранее неоднократно судима, в Москве находится с прошлого понедельника. Особые приметы: передвигается на инвалидной коляске.

– С богом! – торжественно произнесла гостья и принялась тасовать карточную колоду.

– Ой, господи, – сказала Надежда Клавдиевна и тревожно закусила губы.

А Геннадий Павлович ничего не сказал. Но в знак протеста закинул ногу за ногу, усевшись на диване несколько боком, и принялся резко выдыхать через рот, трясти головой и шевелить белесыми бровями, всем своим видом демонстрируя глубокий скепсис и резкое неприятие факта присутствия в его доме шарлатанки, именующей себя ясновидящей.