Однако он определенно ошибался насчет Мелании Петровны, потому что она, естественно поправляя выбившуюся из-под платка блестящую прядь волос, просто ответила, удивив его:

— Ах! Господин Аксаков?!… Да, я знаю его… Это ученый-психист, основатель и владелец журнала "Psychische Studien", который издается в Лейпциге, поскольку в России такое предприятие было невозможно из-за религиозных, научных и социальных предрассудков. Сейчас он проводит важные эксперименты с медиумом по имени Слейд. Делает души умерших видимыми и осязаемыми.

— Так ты знаешь его и в курсе всего этого? — спросил он несколько разочарованно.

— Лично я с ним не знакома. Но я знаю этот журнал, на который подписана… а также психические труды, переведенные этим ученым на наш язык. Я читала объявление в "Psychische Studien" и в "Revue Spirite" из Парижа, основанном господином Алланом Кардеком, руководителем этого движения. Я жила так печально. Это чтение отвлекло меня, утешило. Дало мне надежду.

Дмитрий был чрезвычайно горд, и ни болезнь, ни потрясение от тех дней высших эмоций, когда он навещал больных, еще не смогли побороть этот недостаток в его характере. Он замолчал, шокированный, поняв, что собеседница более сведуща в трансцендентных и столь достойных вопросах, занимавших интеллектуальные круги Европы, тогда как сам он вынужден был признать, что полностью их игнорировал.

Тем не менее, несмотря на зиму, путешествие продолжалось без происшествий, проходя в приятных и утешительных часах между ними двоими и Петерсом, с долгими остановками в постоялых дворах на станциях, в ожидании, пока утихнут снегопады и расчистят дороги от снежных заносов, затруднявших проезд. Во время этих остановок, поскольку Долгорукову было трудно передвигаться, а погода не позволяла совершать прогулки по близлежащим деревням и поместьям, что всегда приятно для путешественника, они вдвоем располагались перед камином, удобно устроившись в креслах и укрывшись привезенными пледами. Они просили хозяина принести им столик, и, поскольку в багаже у них был металлический самовар, Мелания тут же готовила чай для них, Петерса и двух слуг, а затем они читали друг другу, играли в карты или шахматы для развлечения. Но вдруг они бросали всё, даже чай, чтобы посмеяться. Они смеялись над всем и ни над чем. Смеялись над своим путешествием, над падающим снегом, мешающим продолжать путь, над помятым чепцом жены хозяина, над раздутыми и широко открытыми ноздрями самого хозяина и над веником, которым он подметал прихожую; над храпом спящего Петерса, пока они смеялись, или над редкими прядями волос Николая, старательно уложенными, чтобы скрыть лысину. Они смеялись и без всякой причины, глядя друг на друга. Они были очарованы друг другом. И поэтому смеялись. Они знали, что влюблены и понимают друг друга, что между ними внезапно возникла большая любовь, преображающая их души и судьбы. И потому, что знали это, были веселы и смеялись. Ни один из них не был молод. Ему было уже 40 осеней. Ей — 32 весны. Но они чувствовали себя — он словно ему 18, она — будто ей 15 лет. И это заставляло их смеяться. Им казались забавными они сами и то нежное, очень романтичное чувство, которое наконец настигло их, когда молодость уже прошла. И смеющиеся глаза гусарского офицера гвардии, с совершенно прояснившимися бровями, казалось, говорили, глядя на Меланию:

"Ангел мой, цветок мой, матушка моя, я так тебя люблю! Я только сейчас это понял и очарован своей жизнью! Как будто я любил тебя много лет! Где же я был, что не замечал тебя раньше? Ты жила рядом со мной, служила мне как самая любящая из жен, а я не обращал на тебя внимания! Как я раскаиваюсь! Простишь ли ты меня? Я мог бы быть счастлив с тобой уже так давно!… но упускал то очарование, которое сейчас испытываю. Понадобилось, чтобы прокаженный — прокаженный! — рассказал мне о женщине, которую он сам любил, которая убила себя, чтобы не быть вынужденной служить ему, чтобы я пришел в себя и почувствовал — да, почувствовал! — что меня опекает такой ангел, как ты, терпеливая и кроткая под моими капризами! Но теперь… Вот я здесь! Я твой! Не Превосходительство и не барин, а раб! Я твой мужик! Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, матушка, и хочу жениться на тебе…"

"Она понимала и смеялась, и смотрела на него, и в её глазах и смехе он читал ответ:

«У нас ещё так много времени быть счастливыми, папочка! Никогда не поздно познать счастье, которое дарит чистая любовь… потому что любовь в осеннюю пору жизни становится слаще, терпеливее и целомудреннее. Я люблю тебя с юности… ты знал это, дорогой мой! Я буду служить тебе с открытым сердцем, потому что ты для меня важнее всего на свете! Какая мне разница, что ты парализован? Разве любовь смотрит на такие условности? Я люблю тебя за твою душу, за твою болезнь, потому что и твоё несчастье вызывает во мне сострадание. Разве не говорил апостол Павел, что любовь милосердна? Это истинная правда. Если не я, то кто полюбит тебя так? А тебе нужна любовь, мой дорогой, чтобы найти пути, ведущие к Богу. И я согласна выйти за тебя замуж…»

Так проводили они дни и вечера. А когда они расходились по своим комнатам — она с Петерсом в одной, Димитрий и Николай в другой — вспоминая о своей любви и о том, как много смеялись без причины, они начинали смеяться поодиночке над самими собой.

Наконец они прибыли в Санкт-Петербург, и, как только разместились в доме, который принадлежал ему ещё со времён службы у Императора, Димитрий попросил Меланию первой навестить господина Александра Аксакова, поскольку она была гораздо лучше осведомлена о нём, и попросить аудиенции от его имени."

XII

Когда после внимательного приема у великого ученого-спиритуалиста Мелания попросила назначить встречу для Дмитрия, объяснив причину такой просьбы — инвалидность просителя, которому было крайне тяжело передвигаться, — господин Аксаков вместо того, чтобы просто согласиться на встречу, сопроводил посетительницу обратно и немедленно сам навестил больного, тронутый тем фактом, что парализованный человек настолько заинтересован во встрече с ним и в изучении Нового Откровения, что решился на путешествие из Киева в Санкт-Петербург зимой, не желая дожидаться весны.

Очень довольный и особенно воодушевленный объяснениями ученого о Психизме, Митя не пропускал ни единого слова, впитывая различные тезисы Нового Откровения с жадностью жаждущего, который наконец-то нашел источник благ, которых так не хватало на его жизненном пути. Вместе с господином Аксаковым другие выдающиеся психисты из России