После этого из слов Сергея Глазьева выяснилось, что Министерство финансов занимается не своим делом, что кредитовать платежеспособные предприятия должен Центробанк через коммерческие банки. Деньги, по его мнению, должны печататься не под валюту, а под векселя успешных предприятий. Кредитовать эти предприятия следует под очень маленькие проценты.

— Так делали в свое время в Германии. Так, — добавил он, — была восстановлена послевоенная Европа!

То есть Сергей Глазьев предлагает российской экономике модель 60-летней давности. Впрочем, господин Путин обратил внимание на то, что она и так используется:

— В Белоруссии в строительном секторе давали кредиты под 2 %. Надули пузырь. Да и в США кризис с этого начался, тоже со строительной отрасли. Хулиганили просто, банки давали необеспеченные кредиты, потом затрясло их, потом известные фонды — и все как домино стало рушиться.

Сергей Глазьев вдруг согласился с этим…

Под конец господин Ивантер назвал экономику России корявой («Не корявая, — поправил его премьер, — а экономика переходного периода») и неожиданно сдался:

— Я не министр финансов. В конце концов! Я только предлагаю!

* * *

— Все мы, — сказал президент Путин, — часто говорим и о дисбалансах в мировой экономике, о пузырях… О том, о сем, о пятом, о десятом… Во всяком случае, риски более или менее понятны и для мировой экономики, и для нашей. Но когда я говорю «более или менее», естественно, хотелось бы знать поточнее: более или менее.

Любительский подход к ликвидации кризиса, как это было в 2008 году, не устраивает, судя по всему, Владимира Путина: теперь он решил прибегнуть к помощи прозрачных профессионалов, на которых ляжет в случае чего не только тяжесть борьбы с новым кризисом, но и ответственность за последствия его ликвидации.

И создал Экономический совет при президенте.

Первым слово получил Олег Вьюгин, председатель совета директоров МДМ-банка. Он в общих чертах обрисовал ситуацию в мире:

— Проблемы, которые породили мировой кризис, до сих пор не преодолены… Госдолги развитых стран растут… Управление этими долгами не является убедительным…

При этом он оговорился, что если бы управление долгами было убедительным, то все оказалось бы не так драматично.

То есть не так страшен долг, как управление им.

На фоне этих мыслей померкла одна из любимых мыслей Владимира Путина — о фантастическом госдолге, внешнем и внутреннем, развитых стран по сравнению с неприлично скромным нашим госдолгом.

— Их, — продолжил Олег Вьюгин, — спасают пока только меры финансового стимулирования. И если такая политика надолго, то последствия — в лучшем случае длительное слабое развитие этих стран. И конечно, будет постоянно маячить инфляционная угроза…

И он еще раз, не понимая, видимо, что вышибает из рук Владимира Путина его любимый козырь, повторил:

— Размер долга далеко не всегда является большой проблемой. Когда этим долгом хорошо управляют, долговая экономика способна развиваться.

При этом господин Вьюгин не сказал ничего нового, когда подчеркнул, что для России самым чувствительным местом является цена на нефть.

— Пока используются финансовые стимулы для поддержания статус-кво, — заявил Олег Вьюгин, — цена существенно меняться не будет.

То есть он хотел сказать, очевидно, что, пока опыт управления госдолгом в развитых странах оставляет желать лучшего, России не о чем беспокоиться.

Присутствующие развеселились. Здесь почти все понимали подтексты: и учителя, и их ученики вроде Германа Грефа и Аркадия Дворковича.

Приободрившись, Олег Вьюгин решил называть вещи своими именами:

— Но если США и другие страны научатся управлять долгами и возрастут темпы роста их экономик… тоже неплохо: на нефть появится дополнительный спрос!..

— Олег, а когда, — поинтересовался президент, — мы сможем сказать, что ситуация в мировой экономике складывается так, как нам бы хотелось?

Из ответа господина Вьюгина следовало, что в этом вопросе каждому придется довериться своим собственным ощущениям.

Скорее всего, не для такого ответа Владимир Путин собирал свой Экономический совет. Ему хотелось ясности. И ее решил внести главный экономист, руководитель аналитического департамента Deutsche Bank в России Ярослав Лисоволик:

— ЕС идет по линии интеграции в единый орган банковского надзора, это облегчит получение прямой финансовой помощи банкам (в 2009 году таким единым органом в России стал премьер Владимир Путин. — А. К.), и в следующем месяце ситуация улучшится.

Евгений Ясин, оторвавшись от каких-то бумаг, посмотрел на банкира с нескрываемым интересом.

— Более того, — продолжил Ярослав Лисоволик, — для ЕС сохраняется возможность выйти из кризиса более сильным! А что такое явный признак выхода из кризиса, вы спрашивали?

— Да, — подтвердил господин Путин.

— Формирование банковского союза! — обрадованный неумолимостью своей логики, закончил Ярослав Лисоволик.

— То есть никакие вливания со стороны Европейского ЦБ не помогут? — переспросил Владимир Путин.

До сих пор он несколько раз в разнообразных аудиториях, в том числе, например, на встрече с канцлером Германии Ангелой Меркель, повторял, что осторожные вливания со стороны ЕЦБ уж точно не повредят.

Ответ русско-немецкого аналитика был недвусмысленным: нет!

Так Владимир Путин лишился еще одной своей любимой идеи.

Участники совещания с интересом обсуждали китайскую экономику: она их очень беспокоит. С одной стороны, растет, с другой — темпы замедляются, и вообще, оказывается, китайскую систему надо менять. Об этом, в частности, много говорил управляющий директор и главный экономист «Тройки Диалог» Евгений Гавриленков.

— В Китае, — разъяснил он президенту, — последние годы было переинвестирование и недопотребление.

Через несколько минут он вернулся к этой теме и заявил, что доля китайской экономики неумолимо приближается к 50 % американской.

— Но это не касается финансовой системы! — предупредил он.

— Так я не понял, — переспросил Владимир Путин, пока еще, кажется, не пожалевший о том, что придумал для себя такой совещательный орган, как Экономический совет. — С одной стороны, недопотребление, а с другой — приближается к 50 %… Что же будет с экономикой Китая?

Евгений Гавриленков на мгновение задумался. Но только на мгновение:

— Экономика Китая не будет сокращаться, а будет тормозиться.

Аплодисментов он не вызвал, но поощрительный смех в зале услышал.

Александр Дынкин, директор Института мировой экономики и международных отношений РАН, предрек европейской экономике неустойчивый период в три-четыре года.