– Я сказал – проследи, ты что, не понял?

– Хорошо, хорошо, все будет тип-топ, – не желая сердить босса, поспешно согласился Миша.

– Все, жду! – и босс, не прощаясь, повесил трубку.

На душе у него было муторно. В свои сорок шесть лет он успел повидать многое. Кровь давно не смущала его, хотя он и не испытывал желания убивать ради убийства. Это была его работа и только, не больше и не меньше. За это ему платили. Первая кровь… как давно он ее пролил… Вначале была граница с Китаем и небезызвестный пограничный конфликт, из него он вышел с орденом Боевого Красного Знамени и личным боевым счетом. Затем были другие границы. Ему не везло: повсюду приходилось вступать в стычки с нарушителями. Постепенно чувства притупились, кровь людей стала настолько привычной, что не вызывала эмоций. Рос боевой счет, росло звание молодого перспективного офицера. Затем случилось непоправимое: застав жену в постели с любовником, он, не задумываясь, разрядил в них свой «ПМ». Жена умерла сразу, любовник каким-то чудом выжил. Суд, учтя психологическое состояние и былые заслуги, дал немного…

Из тюрьмы он вышел обозленным на весь свет: на себя, на людей, на государство… И когда бывшие друзья по зоне предложили хорошую мзду за устранение одного стукачика, он думал недолго. Ему подробно объяснили, как все сделать, чтобы все было чисто. Учеником он был прилежным, и дело сочли самоубийством. И пошло-поехало. Несколько дел в год, несколько месяцев на их подготовку, а остальное время – ресторан-женщины, пикники-женщины, отдых на юге и опять женщины. От прежнего пограничника осталось лишь тело – непьющее, некурящее, тренированное, душа же полностью умерла. Наверное, он так бы и остался образцовым, но рядовым исполнителем, не попадись ему на пути Константин Константинович, который уже давно взял его на заметку.

По выдумке, по оригинальности методов работы полковник понял, что имеет дело с незаурядным человеком, которого лучше иметь другом, чем врагом. Он бросил на его поиски всю свою агентуру, и вот через восемь месяцев интересующий его человек наконец засветился, но Константин Константинович не стал его арестовывать. Вместо этого за хорошую плату пристроил подле себя кем-то вроде заместителя по оперативной части, со своим собственным штатом головорезов и со своей служебной машиной – старой потрепанной первой моделью «Жигулей», мало бросающейся в глаза, но с новым троечным двигателем и усиленной подвеской. В задачу бывшего пограничника входила детальная проработка планов мероприятий, намеченных Константином Константиновичем, их организация и управление, но делал он это всё, как ему было и положено, со стороны. Лишь один раз за всё время работы на полковника пограничник участвовал в деле непосредственно. Это дело тогда принесло много неприятностей шефу, но, ко всеобщему удовольствию, завершилось благополучно.

С хозяином погранец ладил и даже испытывал к нему определенное уважение. Обычно он не терзал себя сомнениями по поводу правильности или неправильности получаемого задания, но сегодня все было иначе. Само задание и особенно контингент предполагаемых клиентов были настолько необычными, что в душу невольно закрадывались мысли именно о правильности или, точнее, справедливости принятого шефом решения. Что-то свербело на душе, и на сердце ложился тяжелым грузом камень сомнения.

Переговорив со своим помощником, Федорович постоял с минутку, отгоняя глупые мысли, и, повесив трубку, вышел из телефонной будки. Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, он быстрым шагом направился к остановке и, впрыгнув на подножку подъехавшего трамвая, быстро проскользнул внутрь. Выйдя через две остановки, он вяло побрел в сторону третьего подъезда стоявшего напротив дома за номером сто четыре. Хлопнув дверью, он нажал кнопку вызова лифта, а сам стремительно бросился вверх по лестнице. Зачем он так делал, он и сам не мог бы сказать, только каждый раз, приходя сюда, он бежал вверх по каменным ступенькам, словно очень и очень спешил в тщетной попытке кого-то опередить.

Олеся сидела в кресле и разглядывала свое обнаженное тело. Юное и слегка розовое, оно ей нравилось, и она считала себя уж если не красавицей, то, во всяком случае, весьма и весьма милой. Она окинула взглядом мебель, купленную по случаю ее хахалем, и лениво продефилировала на кухню. Вскрыв ножом пакет с какой-то суповой бурдой, она высыпала его содержимое в давно кипящую воду и осторожно перемешала. Подождав пять минут, выключила газ, тем самым покончив с тягостным процессом приготовления пищи. Вернувшись в гостиную, уселась на свое насиженное место и предалась неутешительным раздумьям.

Едва приехав в Москву из глухой тамбовской деревни, она сразу же отдалась молодому человеку «по любви», узнав, что ее избранник – коренной москвич и готов жениться. Правда, оказалось, что жениться он не собирается, да и не москвич он вовсе, а такой же, как и она, лимитчик. На прощание одарив ее увесистым пинком, он отбыл в неизвестном направлении в поисках таких же дурех, по его образному выражению, «желающих мужа, прописки и длинной пиписки».

Она не долго мучилась и постепенно все больше и больше входила во вкус постели. Перепробовав множество мужчин и поз, она пришла к выводу, что ее мужчина – это атлет среднего роста, брюнет, уже не юноша, но и не старик. Из поз она остановилась на старой, испытанной, мотивируя это двумя основными причинами: во-первых, самой не приходится тратить много энергии и всю себя можно посвятить получению удовольствия; во-вторых, тяжесть мужского тела действовала на нее возбуждающе. Впрочем, при случае она не считала за грех расслабиться каким-нибудь другим способом.

С боссом, или, по-другому, Иваном Федоровичем, она познакомилась, возвращаясь с очередной разудалой вечеринки. На поднятую призывно руку остановились темно-синие «Жигули», и сидевший в них мужчина, открыв дверцу, спросил:

– Вам куда, девушка?

Не отвечая, она села и лишь тогда быстро назвала адрес своего общежития. Всю дорогу они ехали, весело переговариваясь, словно давние знакомые. Каким-то чисто женским чутьем Олеся почувствовала запах тугого бумажника. Несмотря на легкое подшофе, она быстро сориентировалась и устояла против приглашения заглянуть к нему на дачу, но охотно оставила свои координаты и пригласила заходить в гости. Машина остановилась, и Олеся, как добропорядочная девушка, достала пятерку и подала водителю. Вопреки ожиданию, деньги он взял и, пообещав навестить, уехал. Уставшая до бесконечности лимитчица направилась в здание общежития, мечтая только о душе и своей чистенькой постельке. Гулянка, растянувшаяся на весь день и вечер, представала в памяти как нечто среднее между секс-фильмом и фильмом ужасов. Днем, веселясь, играли в бутылочку, вечером, разгорячённые выпитым, перешли к ромашке. И сейчас у нее было ощущение, будто она переспала со всем городом. Кое-как Олеся добралась до душа и долго-долго отмывалась, затем оделась и не спеша направилась к своей комнате, где её уже ждала подружка Татьяна с невесть как прошмыгнувшими мимо вахтеров двумя полупьяными парнями.

В ту ночь поспать ей так и не дали, а под утро в ее комнату принесли огромный букет белых роз. С ними не было никакой записки, но кто их прислал, было совершенно ясно, и девушка поняла, что впервые в жизни сделала правильную ставку. Вечером опять были цветы. Месяц продолжалась цветочная бомбардировка. Девчонки по комнате предложили таскать их на продажу. Продавать их она отказалась, но зато охотно раздаривала. Вскоре уже во всех комнатах стояли розочки из букетов, предназначенных Олесе. Промелькнул месяц. Она настолько привыкла к этому, что когда однажды цветов не принесли, ужасно, почти до слез, расстроилась. Сказка кончилась. Загрустив и с досады прикусив губу, Олеся вышла из общаги и, спеша в училище, направилась к остановке. Увидев подходящий автобус, бросилась бежать, но раздавшийся почти над ухом чей-то громкий голос остановил ее.