Мария кивнула:

— Именнопоэтому Мистраль тебя и выбрал среди многих перспективных пилотов.

— Я уезжаю вПортугалию. Хочу попросить у тебя одну вещь, — проговорил он робко. —Можешь одолжить мне шлем Мистраля? Тот, что был на нем в Монце?

Мария держала егона полке в спальне. Она взяла его и протянула Раулю.

— Я будуработать за нас двоих, — обещал аргентинец.

Мария улыбнулась ипроводила его до дверей.

Больше говоритьбыло не о чем. Мария словно изменилась за эти несколько дней. Мысль о том, чтоона может потерять Мистраля, сделала ее более зрелой, заставила осознать своюуязвимость. И тем не менее она сумела найти в себе силу, о существованиикоторой доселе даже не подозревала.

На юного Ромероэта ситуация тоже повлияла, даже вопреки его собственной воле. Он как бынравственно вырос и повзрослел. Он не раз видел пилотов, изуродованныхстрашными авариями. Ни один из них не был его другом: Рауль был убежден, что унего вообще нет друзей, только соперники, которых надо победить. Случай сМистралем заставил его понять смысл и ценность дружбы. Возможно, его карьерастала клониться к закату именно в этот момент, когда он начал давать волючувствам.

Они обнялись напрощание. Мария, совершенно обессилевшая, еле добралась до спальни и, рухнув впостель, погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Ее разбудилонежное прикосновение детской ручки к волосам. Она попыталась удержать мягкиеобрывки сна, бессознательно смешивая их с теплым и ласковым ощущением,возникшим наяву. Еще не вполне проснувшись, она уже знала по запаху душистогомыла, что ее дети забрались в постель, чтобы быть поближе к маме. Несколькоминут она лежала неподвижно, наслаждаясь тишиной, казавшейся особенно мирнойблагодаря легкому детскому дыханию. Потом тихонько вытянула руки и прижала их ксебе.

— Мы нехотели тебя будить, — сказала Фьямма.

— Мы толькохотели вместе с тобой бай-бай, — объяснил Мануэль.

— Ну, разтеперь мы здесь, все вместе, давайте закроем глазки крепко-крепко, —принялась убаюкивать их Мария.

В ту же минуту онаостро, до болезненности, ощутила, как ей не хватает близости Мистраля.

— Кто-нибудьзвонил из госпиталя? — спросила она.

Мария знала, чтоАдель дежурит возле него. Если бы появились хоть какие-нибудь изменения, ее бынемедленно известили. Дети успокоили ее. Потом Мануэль сказал:

— Мы сРашелью уже поели, потому что Флоретта опять уехала. Она сказала, чтовозвращается в Париж и скоро тебе позвонит.

Когда надо былопередать сообщение, это всегда делал Мануэль, хотя ему только-толькоисполнилось пять. Фьямма могла все выслушать и запомнить, но, когда нужно былопересказать услышанное, начинала нервничать, путаться в словах и запинаться.Она хорошо умела передавать собственные чувства и ощущения, но логические связидавались ей с трудом. Когда Мария спросила у нее, что случилось с Флореттой,почему она уехала, девочка ответила: «Кажется, она влюблена».

— Почему тытак решила? Она сама тебе сказала? — с любопытством стала расспрашиватьМария.

— Нет, я самадогадалась. Вот здесь, внутри, — пояснила девочка, крепче прижимаясь кматери.

— И поэтомуты так волнуешься? — осторожно решила выяснить Мария.

— Я никак немогу понять одну вещь, мама, — призналась Фьямма, набравшись смелости.

— Давайобсудим, может, мы вместе разберемся, — предложила мать.

— Я хочузнать, сколько у меня братьев, — выложила Фьямма единым духом.

Так вот в чемдело, подумала Мария. На Фьямму произвела впечатление встреча с ДжанниШтраусом. Надо ей все объяснить немедленно, не откладывая.

— У тебя двабрата. Мануэль, который младше тебя, и Джанни Штраус. Он старше, совсемвзрослый человек.

— Ты говоришьо том синьоре в золотых очках, правильно? — уточнила Фьямма.

Мария кивнула.

— А ты — егомама? — спросила девочка.

— Ну как ямогу быть его мамой, если он старше меня? Его мама — это одна синьора, ужедовольно пожилая, — объяснила Мария, стараясь говорить спокойно.

— А почему жеты в то утро сказала этому синьору, что я его сестра?

— Потому чтоего отец — это и твой отец. Я тебе уже объясняла, помнишь?

Фьямма попыталасьухватить суть всех этих сложных рассуждений.

— Ты мнесказала, что моего папу зовут Петер Штраус, но моя фамилия — Гвиди, как у тебя,потому что папа умер раньше, чем я родилась. Поэтому он не смог дать мне своюфамилию, так? Но ты мне не говорила, что у меня есть брат с золотымиочками, — размышляла Фьямма.

Она говорила струдом, нужные слова никак не шли на язык.

— Ну, так ятеперь тебе говорю. Разве это не все равно? — спросила Мария.

— Брат — этоведь очень важно. Вот Мануэль мой брат, и я это знаю. А Джанни Штраус? Развеэто не важно? — упрямо стояла на своем девочка.

— Иметь брата— это всегда важно, даже если вместе с ним не живешь.

— Но ведь мойпапа Мистраль. Правда, мама? — Фьямме очень хотелось обрести уверенность.

Мария кивнула.Мануэль слушал их, не вмешиваясь и делая вид, что его глубоко заинтересовалорнамент на шелке, которым было затянуто изголовье кровати. Он водил позамысловатому узору пальчиком, изображая сквозь зубы шум несущегося на полнойскорости автомобиля.

— Что-то яникак не пойму всю эту историю, — призналась наконец Фьямма.

— Может, былобы проще, если бы я рассказала тебе все с самого начала, — вздохнулаМария.

— Почему жеты не рассказываешь?

Мария хотелаотговориться тем, что сейчас неподходящий момент, что она еще не готоваобъясняться с дочерью на эту тему. Но раз уж Фьямма стала расспрашивать ее стакой настойчивостью, значит, откладывать больше нельзя. На ночном столикерядом с постелью зазвонил телефон, и Мануэль проворно схватил трубку. Мариявздохнула с облегчением: спасительный звонок избавил ее от необходимостиприступать к слишком длинному и трудному объяснению.

Сын протянул ейтрубку.

— Это Маттео.Хочет с тобой поговорить.

— Обоже! — воскликнула Мария, понимая, что, раз уж Маттео звонит ей изгоспиталя, значит, что-то случилось с Мистралем. — Только, пожалуйста, неговори мне, что у тебя плохие новости, — сказала она в трубку.

— То, что ядолжен тебе сообщить, это скорее хорошая новость, — осторожно начал он.

— Мистральвышел из комы? — живо перебила его Мария.

— Речь не онем, а о тебе. Я получил результаты твоих анализов.