Адель повернуласьк ней спиной и принялась возиться у плиты. Мария собралась с духом ипродолжала:

— Мне быочень хотелось снова повидать Мистраля. Поблагодарить и его тоже.

— Мне тожеиногда очень хочется его повидать. Но с тех пор, как он уехал, я видела еготолько раз. Это я просила его пойти со мной на похороны. — Адель поставилаперед ней дымящуюся чашку кофе и сахарницу.

— Он вам неговорил обо мне? — спросила Мария, опуская глаза.

— Мария, —Адель строго взглянула на нее, — чем скорее ты выбросишь его из головы,тем лучше. Он цыган. Сегодня здесь, завтра там. На него нельзя положиться.Ветер — он и есть ветер, его не удержать.

— Я толькохотела спросить, говорил ли он обо мне, — не отставала Мария.

— Нет. Но этоничего не значит. Он мне никогда ничего не рассказывает. Я знаю, что он заходилк тебе в больницу, когда ты еще была без сознания.

— Значит, ондумал обо мне! — с надеждой воскликнула Мария.

— Он думаеттолько о своих моторах. Для девушек у него и времени почти нет. Пей свой кофе,а то остынет.

Уходя, Мария всеже унесла в кармане пальто адрес Мистраля. Адель объяснила ей, что он снимаетскромную меблированную комнату без телефона, но она, если захочет, сможет емунаписать.

На следующее утродома поселка и бескрайние просторы полей покрылись инеем. Люди поеживались отострых укусов мороза. В этот день Мария простилась с учителем Бенито и села впоезд, шедший из Чезенатико в Болонью. В руке она несла чемодан с немногимивещами, купленными на распродаже в единственном магазине готового платья вКаннучето. Моретта Моранди ожидала ее к полудню. Однако, приехав в Болонью,Мария позвонила с вокзала и предупредила, что задержится на несколько часов. Апотом села в поезд и отправилась в Модену.

Она действовалаинстинктивно, даже не задумываясь о том, что будет делать дальше. Уж еслиМистраль счел нужным навестить ее, когда случилось несчастье, значит, он всееще ее любит.

Дом Мистралянаходился прямо рядом с вокзалом. Это было довольно приличное шестиэтажноездание. У дверей ей преградил дорогу швейцар, похожий на неаполитанскогомастифа.

— Я ищусиньора Вернати, — скромно сказала Мария.

Прежде чемответить, привратник смерил ее долгим подозрительным взглядом.

— А вы ктотакая будете? — спросил он сурово.

— А какпо-вашему? — рассердилась Мария. — Я та, кто стоит перед вами испрашивает синьора Вернати.

— Он уходитрано утром, а возвращается поздно вечером, — злорадно ответилшвейцар. — Сейчас он на работе.

Только-толькопробило полдень, и Мария подумала, что ждать на улице до темноты было бынепосильной задачей для кого угодно.

— Вы знаете,где он работает? — спросила она.

— Знаю, носообщать такие сведения посторонним не полагается.

Появление этойнезнакомки, такой красивой, такой печальной, такой замерзшей, не предвещало,как ему казалось, ничего хорошего для парня, которого он едва знал, хотя тот ижил в доме уже несколько месяцев. А вдруг эта девушка из-за Мистраля попала вбеду?

Мария, будучиотнюдь не дурой, поняла, что добиться от него хоть какого-нибудь толку онасможет, только если сойдет с пьедестала.

— Послушайте,я приехала из Чезенатико. Мне надо ему посылку передать от матери, —солгала она, указывая на чемодан.

Уловка сработала.

— Значит, выземляки! — смягчился швейцар.

— Да. И,кроме того, я спешу, через час мне надо успеть на поезд в Болонью, —добавила Мария, чтобы ситуация показалась более правдоподобной.

— Ну, в такомслучае, — уступил наконец швейцар, — вы его найдете вон там, в концеулицы. Там есть такой молочный бар. Он там обедает, сейчас у него перерыв. Амастерская, где он работает, — как раз напротив, под железнодорожнойнасыпью.

Кивнув напрощание, Мария направилась по указанному адресу. Бар оказался типичной дешевойзабегаловкой для непритязательных посетителей, в нем было накурено и шумно. Онаогляделась, поочередно рассматривая множество незнакомых лиц, и наконецзаметила его. Он сидел за столом в углу у окна, и с ним были еще какие-топарни. Однако внимание Мистраля было целиком поглощено сидевшей рядомтемноволосой девушкой, не сводившей с него влюбленного взгляда. Мария решилапро себя, что его подружка очень красива, хотя и чересчур сильно намазана, ивозненавидела ее всей душой, потому что Мистраль обнимал ее за плечи и,казалось, никого, кроме нее, не замечал.

К ней подошлаполная официантка в несвежем фартуке и спросила, не желает ли она что-нибудьзаказать.

— Нет. Несейчас, — смутилась Мария. — Я, наверное, вернусь попозже.

Она вышла напродуваемую холодным ветром улицу и направилась к вокзалу. Чемодан вдругпоказался ей неподъемным, а на глазах выступили слезы.

Поезд прибыл на вокзалв Болонье. Время было уже послеобеденное. Мария вышла из вагона и сразу жепочувствовала себя потерянной в толпе спешащих, подгоняемых холодом пассажиров.Тут были и шумные группы молодежи, и люди средних лет, сгибающиеся под тяжестьюразнокалиберных чемоданов и тюков, и напуганные дети, с отчаянным ревомцепляющиеся за материнские юбки, и носильщики с нагруженными доверхуэлектрокарами, зигзагом прокладывающие себе путь в толпе пронзительным криком:«Дорогу! Дорогу!»

Громкоговорительбеспрерывно возвещал о прибытии и отправлении поездов.

Марии вспомнилисьмуравейники в полях вокруг усадьбы. В детстве она часами ворошила эти холмики,раскапывая белые личинки, зачатки будущих поколений, и сея хаос среди упрямыхобитателей развороченного концом палки жилища, копошащихся с яростным упорствомв раскиданных комьях земли в поисках места, где можно было бы выстроить новоегнездо.

Она встревоженноогляделась вокруг, так и не решив, идти ли ей к выходу или же остаться ждатьпрямо на платформе под навесом. Ей было не по себе среди мелькающих чужих лиц,и она пыталась найти глазами хоть что-то надежное и знакомое, чтобыпочувствовать себя не такой брошенной и одинокой. Из Модены она позвонилаМоретте и сообщила, когда прибывает ее поезд.

— Я встречутебя на вокзале, — обещала ей подруга.

Но теперь Мореттынигде не было видно. Перрон опустел, и Мария, держа в руке дешевенький фибровыйчемоданчик, стала спускаться по ступенькам подземного перехода по направлению квыходу. На автостоянке она остановилась и вновь принялась оглядываться, ищаподругу. На Марии было пальто, напоминавшее военную шинель, шерстяной шарфскрывал ее великолепные рыжие волосы, а на лице у нее было печальное ииспуганное выражение потерявшейся девочки, не знающей, куда идти.