— Если у меня появится хоть малейшее подозрение, что ты выпил, я сразу выставлю тебя вон.

— Ты такая замечательная, Мэрион. Это очень благородно с твоей стороны…

— Хватит об этом.

— Как скажешь, Мэрион.

— И тихо, Фелисити спит в комнате рядом с ванной.

— Молчу уж, молчу.

Как замечательно плескаться в мыльной пене. А потом выпить чашечку чаю. Мэрион со скрещенными руками прячет груди от его пронырливых глаз и наблюдает за исчезновением батона хлеба и коробочки маргарина. Одной рукой он обнял ее за плечи, другой взял за запястье. Голый, завернутый в одеяло, он показал ей на сад, захлестнутый зеленой волной листьев.

— Мэрион, там наверняка найдется сьестное.

На земле

Растение

На растении —

Лист.

Но этот парень

Сожрал

Этот листик.

С помощью изощренных уловок Себастьяну удалось пустить корни в доме № 11 в Парке Золотой Долины. Несколько вечеров подряд, после десяти тридцати, он окольными путями пробирался в дом № 1 по Мохаммед-стрит и выносил всякое мелкое барахлишко. Он упаковывал его в серые коробки из-под черного пива. Одно большое зеркало он обменял на шляпу-котелок, которую носил, дабы не быть узнанным. «Ивнинг Мэйл» получила от него должную мзду за публикацию благодарственной заметки в честь Блаженного Оливера.

Владелицы дома зашли к ним на чай. Престарелые сестры-протестантки, рантье. Они выразили надежду, что Себастьян и Мэрион будут ухаживать за садом, потому что в нем были высажены несколько редких гималайских растений, которые им подарил брат, член Королевского Ботанического Общества. И какие они замечательные супруги, тем более что мистер Дэнджерфилд учится в Тринити, это обнадежило их с самого начала. Ведь мы не хотели сдавать этот дом, потому что в наши дни можно нарваться на таких людей… Дублин уже совсем не тот, что был раньше, люди зарабатывают торговлей в лавчонках, а уж те, кто правят страной…

Себастьян с преданными глазами; их верноподданнические разговоры — бальзам на душу. Я искренне рад иметь дело с людьми протестантского происхождения. Честные, сверкающие глаза старых дев. Ведь такая радость иметь дело с надежным человеком, тем более, что калитку повредили грузчики, неаккуратно выносившие вещи. Обязательно заходите еще, будьте здоровы. К вашему приходу я унавожу сад. До свидания.

Дом находился в самом тупике, и это придавало ему налет таинственности. И мне нравилось, что уголь хранится не в самом доме, а рядом, в специальном сарайчике. И не нужно вешать костюм над углем. И я опять могу свободно дышать, выращивать цветы и бесплатно питаться. Почти бесплатно.

Мэрион предложила сдать гостиную, что покроет половину арендной платы. Она не собиралась опять впасть в нищету и отбиваться от кровососов — кредиторов. Себастьян вызвался поместить в газете объявление, при условии, что квартирантом будет католик.

— Я не потерплю католика в доме. Люди они ненадежные. И к тому же не моются.

— Мэрион, у тебя нет никаких оснований так говорить. Кроме того, я — за демократию.

— Ненавижу католиков.

— Если неопрятность является следствием религиозных убеждений, то ее следует простить.

Мэрион сдалась. Себастьян уселся за столик в кабинете и на чистом листе бумаги написал следующее:

«Спальня-гостиная. Спокойный, аристократический район Джеэри. Предпочтение будет отдано девушке, работающей в конторе, не увлекающейся танцами, католичке, без вредных привычек».

Вот так просто. Про танцы сказано для того, чтобы отвадить слишком легкомысленных и настырных. Про вредные привычки упомянуто для большей респектабельности. И вместе с тем можно догадаться, что нравы в доме свободные.

В субботу вечером были опубликованы оба объявления. В разделе, где публикуются благодарственные заметки:

Благодарю Блаженного Оливера за спасение. Во исполнение обета.

В понедельник днем Себастьян получил несколько ответов. Они были весьма забавные. В том числе три письма, которые содержали фотографии, причем одну довольно рискованную. Но я не потерплю непристойности. Господи, прости католиков.

Нужно было отобрать письмо, подписанное звучным именем. Одно из них написала мисс фрост. Лилли Фрост. Выяснить все напрямую. Послать ей письмо и пригласить осмотреть комнату.

Мисс Фрост пришла в твидовом пальто и шляпке. Ботаник. Продает семена. Средней комплекции, вероятно, лет тридцати пяти. Себастьян предложил мисс Фрост, если ее это интересует, использовать садик за домом для своей работы. Занавески в гостиной были раздвинуты, и мисс Фрост сказала, что участок земли очень миленький.

Мне уже видится, как после работы она выходит туда с лопатой. Не возражаю, чтобы участок стал источником бесплатной жратвы. К тому же, говорят, работать в саду полезно.

Мисс Фрост согласилась снять эту комнату и сказала, что хотела бы переехать немедленно, так как она будет рада выбраться поскорее из своей нынешней квартиры. Мисс Фрост показалась ему интересным человеком. На ее лице уже появились первые признаки среднего возраста: намек на второй подбородок, нервная улыбка, тонкие, чуть втянутые губы. Последние годы фертильности. И пристойности.

После ее ухода Себастьян сел на стул с откидной спинкой, который он называл своим. В нем он любил откидываться назад и рассматривать потолок. Через некоторое время потолок «поплыл». Пора подвести итоги. В ретроспективе. Проделан длинный путь. От Скалы к Джеэри, от низшего к среднему, от угля в кладовке к углю в сарае, от крана на улице к крану в доме, от холода к теплу. От сломанных дверей и обваливающихся стен к коврам и Вэджвуду. Старьевщик, услугами которого я пользуюсь, будет удивлен. Я скучаю только по славным трамваям, в которых я ездил в Дублин и обратно. Не вызывает сомнений, что господин Скалли несколько огорчится, когда обнаружит, что мы съехали. Из-за договора об аренде и нескольких жалких фунтах, которые мы остались ему должны. О Господи, в каком эгоистичном мире мы живем! Но Скалли, насколько я понимаю, придется изрядно попотеть, чтобы нас тут разыскать. А здесь ведь так мило. И я думаю, мне будет приятно беседовать иногда с мисс Фрост о садоводстве.

В среду вечером мисс Фрост привезла на такси свои вещи. Себастьян, приветливо улыбаясь, встретил ее у дверей. Комната ее уже была готова. Возле постели установили лампу для чтения, и это было просто замечательно. На мебели не было ни пылинки, ее натерли воском, пахнущим лавандой. Премиленькая комнатка. К тому же разросшиеся у окна кусты приглушали свет. Моя самая любимая комната. В темноте ведь чувствуешь себя в безопасности. Квартирантам, впрочем, ничем не угодишь.

У меня и Мэрион по двуспальной кровати. И так-то лучше. Не нужны мне ни похоть, ни конгрессы по вопросу об использовании противозачаточных средств. Когда я впервые оказался в Ирландии, я зашел за ними в аптеку. И попросил дюжину. Как вы смеете обращаться ко мне с подобными предложениями, сказал мне аптекарь и спрятался за прилавком, ожидая, когда я уйду. Разумеется, я принял его за сумасшедшего. Я прошел дальше по улице. Аптекарь с широкой улыбкой, чего изволите, я бы хотел переброситься словечком. Я заметил, однако, что кожа у него была несколько смуглая. Я вежливо изложил ему, что мне от него надо, попросив по возможности найти мне презервативы с американскими «кончиками». Он сразу как-то насупился, закусил губу, рука у него дрогнула, и бутылка, упав на пол, разбилась вдребезги. Дамы, стоявшие в очереди за мной, в негодовании устремились к выходу. Аптекарь хриплым шепотом сообщил мне, что он этим не занимается, и, пожалуйста, уходите, потому что священник закроет мою лавочку. Я подумал тогда, что джентльмен предубежден против американских «кончиков», которым я отдаю предпочтение. В следующем магазине я купил пачку мыла «Империал Лэдер» и тихонько попросил у продавца полдюжины с английскими «кончиками». Тот тут же гнусаво забормотал молитву, о всемилостивая дева Мария, спаси нас от распутных. Затем он перекрестился и настежь открыл для меня дверь. И я ушел, раздумывая о том, что Ирландия — удивительная страна.