Она слегка надавила на нож, совсем чуть-чуть, недостаточно сильно, чтобы прорвать кожу, и, не отводя глаз, смотрела на него.

Теперь он уже не относился к этому как к забаве, в его взгляде сквозила решительность.

Тело его застыло, и все физические желания, казалось, покинули его, на лице жили одни глаза.

— Он ведь очень острый. Правда? — сказала она спокойно. — Пожалуйста, не двигайся. — Моя рука может дернуться, соскользнуть. Да, нож очень острый. Разве ты не помнишь, что меня привлекали к суду за убийство Тимоти вот таким модным и затейливым серебряным ножом для колки льда? Конечно, не этим. Думаю, окружной прокурор все еще держит тот нож у себя. Мне пришлось приказать Коги купить новый. Конечно, ему пришлось купить целый комплект — в том числе и ведерко для льда, но дело того стоило. Я хотела, чтобы нож был точно такой же. Он ведь очень острый. Верно?

— Ты не понимаешь, что делаешь, Элизабет. Иди сюда, любимая…

— Еще одно твое лживое слово, и я ударю тебя в яремную вену.

Он продолжал смотреть на нее молча и только судорожно сглотнул.

— Боже мой, за что?

— Разве ты не помнишь, что окружной прокурор был твердо убежден, что Тимоти собирался со мной развестись? И позже я узнала, что мой муж предавал меня с другой женщиной. Возможно, не с одной, но это теперь не имеет значения.

Тогда он понял, и его кадык задвигался.

— Ты видела этот нелепый снимок, да?

— Откровенно говоря, видела, но не в этом дело, Роуи. Мне начхать на твои шашни с Амандой Монтгомери. Я ничуть не расстроилась, ни на йоту.

Боже милостивый, да она оказалась ревнивицей, несмотря на то, что всегда отрицала это. Он должен успокоить ее, заставить ему поверить.

— Аманда ничего не значит для меня, Элизабет. Я просто ее сопровождал — вот и все. Между нами ничего нет.

Нож для колки льда надавил на его кожу сильнее, и глаза его потемнели от страха.

— Ты воображаешь, что я огорчилась из-за того, что увидела тебя с другой женщиной? Так ведь?

— Элизабет, поверь, у меня никого больше нет!

Я не стал бы тебе лгать. Зачем?

— Пожалуйста, не двигайся, Роуи. Моя рука вспотела. По правде говоря, я хочу тебя поблагодарить. Ты научил меня многому, очень многому.

— Что ты имеешь в виду?

Он мог бы схватить ее мертвой хваткой, у нее нет и половины его силы. Когда она слегка расслабится, он смог бы отобрать у нее нож. Боже всемогущий, какая муха ее укусила? Безумие!

— Теперь, когда я держу этот нож у твоего горла, ты все еще склонен считать, что я не убивала Тимоти?

— Конечно, не убивала!

— Готов рискнуть жизнью?

— Элизабет…

— Нет, теперь пора тебе послушать меня, Роуи.

Я действительно видела тебя на снимке с Амандой Монтгомери, как я уже сказала. Я сказала также, что это меня не волнует. И так оно и есть, я не стала бы лгать. Видишь ли, Роуи, я знаю, что ты предавал меня, и вот это действительно ранило мою душу. Ты станешь сейчас все отрицать. Не трудись. Я сама все видела и слышала.

— Не понимаю, о чем ты?

— Ты по-своему защищал меня перед Лореттой Карлтон, уверяя старую ведьму, что я не убивала Тимоти. А сейчас? Сейчас ты не переменил свое мнение? Нож для колки льда уколол горло Роуи.

— Остановись, Элизабет!

— Прости, рука соскользнула. Лучше тебе лежать спокойно, очень спокойно, Роуи. Ну, так как насчет уверенности в моей невиновности?

— Конечно, ты не убивала Тимоти. Ты не могла это сделать!

— Ты был очень убедителен, когда разговаривал с Лореттой.

— Я.., я не знаю, о чем ты…

— Так все хорошо рассчитано, так все спланировано. Наша милая Элизабет одна в Париже, самом романтическом городе в мире. Наша милая Элизабет очень чувствительна, очень ранима, она совсем одна, такая уязвимая и хрупкая. Должна признать, что Карлтоны даром время не теряли и в тебе нашли человека, прекрасно, идеально подходящего для подобного дела. Когда мы вернулись в Нью-Йорк, Роуи, я и вправду вообразила, что люблю тебя. Нет, нет, молчи! У тебя будет шанс сказать свое слово, но не сейчас… А вот когда ты заговоришь… Посмотрим. Я пришла к неизбежному выводу, что женщины превращаются в идиоток, когда они увлечены, — или хотя бы когда они получают “удовольствие”, как говорит наш друг с юга. Все их способности критически мыслить парализованы. Так как я никогда не была влюблена в Тимоти в романтическом смысле, для меня открылся абсолютно новый мир. Да и что ж тут удивительного? Ты вел себя безупречно — мой любовник, мое доверенное лицо, друг и советчик. Я верила каждому твоему слову. Ты так искренне хотел мне помочь и помогал, несмотря на то, что сам был ужасно занят… А я мечтала о детях, о доме в Коннектикуте, может быть, даже о лохматой собаке, сидящей возле моего рояля. Я думала, что наконец-то нашла человека, который любит меня ради меня самой.

На минуту она замолчала, чувствуя, что у нее перехватило горло.

— Черт возьми, мне хочется плакать! Не из-за тебя, можешь не заблуждаться, а из-за этой бедной жалкой дурочки, которой я была. Вечером в четверг несколько недель назад я стояла под окнами библиотеки и все видела и слышала, Роуи. Все.

— Тогда ты знаешь, что они меня шантажировали.

"Это правда, — думал он, наблюдая за выражением ее лица. — Или почти правда”.

— Да, шантажировали. Но я не имела ни малейшего представления о том, что ты игрок, Роуи.

— Во всем виноват мой отец, Элизабет. Он довел наши банки почти до банкротства. Я должен был что-то предпринять!

— Ну, после того, как я раскрыла твой скромный маленький план, ты получил еще три миллиона от Карлтонов.

— Только два с половиной.

— Очень сожалею, что больше поступлений не будет, Роуи. Похоже, теперь тебе придется вцепиться в какую-нибудь богатую наследницу. У Аманды есть деньги?

— Да.

— По правде говоря, я надеялась, что Лоретта и Майкл были к тебе более щедры. В конце концов качество твоей информации — на первый взгляд по крайней мере — кажется хорошим.

Он молчал, теперь начиная понимать.

— Так ты потчевала меня фальшивкой, чтобы я передавал ее им?

— Ну, конечно, именно так оно и было. Поначалу мне хотелось устроить скандал с криками и воплями, но потом меня охватило искушение приобрести волнующий опыт и использовать тебя. Например, Джеймс Хьюстон. Жалкая фигура, но все же он слегка спутал их карты. Но своим шедевром считаю компанию Корди. И, конечно, мне надо было положить конец всем махинациям Майкла с нашей сталелитейной компанией. Ну еще кое-что. Думаю, ты сможешь узнать все, если тебе интересно, что случилось с того памятного вечера.