— Этой фотке два года, — заверила Кристина, разливая мой коньяк. — Вот другая новая.

— А там ещё и другая?

— Ты газету смотрела? Ты ее читала?

— Нет. Мне от этой…

— Ба-а-а, да ты всерьез влюбилась. И как тебя прихватило-то?

— Давай не будем об этом, — я осушила первый бокал и пожалела. — Нет, мне пить нельзя.

Кристина обновила мой стакан и дала закуску.

— Больше ешь, а то опять поросят увидишь, — посоветовала она. — Зайцева хочет за Мишку замуж ещё давно. Он — прекрасная партия, а теперь еще единственный наследник. Но Высоковский от ее компании прячется. Ещё Ленка, жена Павла, в Мишку мертвой хваткой вцепилась…

Вспомнив этих девиц, я снова отхлебнула коньяка и спросила:

— А какие девушки Михаилу нравятся?

— Большие.

— В смысле?! — я представила с Высоковским Кристину, сморщилась, и опять осушила бокал.

— Взрослые и умные.

Я с грустью поняла, что это точно не я. Ведь я все это время показываю ему, какая я дура. — В смысле взрослые?

— Поговаривали, будто в институте у него был роман с учительницей. Но я не знаю, правда это или нет.

— И снова сплетни, страсти вокруг Высоковских.

— Я говорю, плохая семья. Гущин лучше, но не для серьезных отношений. Так, потренироваться на нем.

— Ну, спасибо! Я не знала, что он еще и секс-тренажер.

Далее Кристина рассказывала про своих других любовников, но я ее почти не слушала. Я представляла студента, который ради дипломной работы спит с престарелой и одинокой училкой.

Потом у нас начался спор на тему «Высоковский бабник или импотент». Почему и как он возник? Я плохо помню. И разговор, как в тумане. Потом я кричала в трубку:

— Ты не бабник, а импотент!

Кому?..

Мой сон такой яркий и сумасбродный.

Почему- то я брыкалась, но меня Гущин запихивал в машину. Я в него швырялась чем ни попадя, и он мне руки наручниками приковал к машине. Я ругалась на него матом…

Туман. Я увидела лицо Михаила и бросилась ему на шею. Я целовалась, целовалась, целовалась… Он оторвался от меня и пытался что-то сказать. Но мне обидно, я достала пистолет и приказала ему идти в мою спальню. Да, мы у него дома, и я загнала его в свою комнату под дулом травматика… Он мне сказал:

— Вика, остановись, я не хотел так…

Но я, как не своя, приказала ему раздеться догола…

Во сне я купалась в волнах страсти. Море жгучих поцелуев…

Положив травматик на тумбочку, я уронила фарфоровую статуэтку.

Никакого стыда. Бросила бюстгальтер под ноги и швырнула его ногой под кровать. Я сгорала от жажды его тела… Он сдался. А я тонула в сладкой истоме… Наверное, такой чудесный первый секс только в моем воображении. Только во сне.

Не хотелось просыпаться. Там, во сне, я переспала с Михаилом, и так все это происходило без комплексов, без обязательств и настолько натурально! Хотелось рыдать, что это всего лишь сон…

Я слышала настойчивый стук в дверь. Глаза не открывались, а голова была тяжелее колбасных рам. Промычав что-то в ответ, я попыталась вспомнить, где нахожусь. Но в памяти была пустота… Снова стук в дверь, как по мозгам. А в голове стало проясняться: Гущин, тюрьма, метро, Кристина…

Боль…

Я напилась. Послышался скрип двери. Со страхом я продрала глаза.

Я в комнате. У Высоковского. В ужасе хотела вскочить, но резкая боль в голове мне не дала это сделать. Я упала на подушки и прохрипела:

— Че-е-ерт…

— Уже чертей видишь? Это я, а не черт, — Гущин осматривался. — Ты что, одной левой раздевалась?

Я накрыла лицо одеялом. Стыдно представить, если мой сон…

Да нет же! Это всего лишь воображение! Первый секс не бывает таким!

— А у тебя тут холодно. Это Высоковский тебе отрезвитель устроил? Умно.

Я едва подняла голову и осмотрелась. Мои вещи аккуратно лежали на кровати, и я вздохнула:

— Я с ним не спала…

И тут Гущин заржал в голос:

— Ну ты даёшь! Опять не помнишь, как очутилась в постели парня и спала ты с ним или нет?

Я взвыла. Как я могла свои мысли сказать вслух? А Гущин продолжил:

— Только в этот раз я не при чем! Моим джинсам кофе не требуется! И прости, я с тобой не спал. Ты в этом виновата.

Я взвыла вновь. Затем, выгнав Гущина из комнаты, я еле встала и увидела, что спала обнаженной.

— Черт! — выкрикнула я. Но никаких пятен на постели не заметила и вздохнула.

Затем взглянула на тумбочку — травматик не лежал у светильника. Выдохнув, пошла в душ.

— Ты скорей там, Мишанька-малышанька в угол поставит, если ты еще на час опоздаешь на работу, — крикнул Сергей.

— Я на больничном, — хриплым голосом напомнила я.

— Он еще вчера велел тебе выходить на работу. На больничном не бухают, Вик. Или бухают, но не на виду у хозяина. А ты спалилась.

После прохладной воды мне стало легче. Хотя думать не хотелось, как я в глаза Михаилу посмотрю. Может, все же в деревню?

Гущин мне приготовил бутерброды. Но есть я не могла. А от кофе меня тошнило. Я налила себе сока и съела пару виноградин.

— Готова? — Сергей меня изучал. Наверняка, вид у меня побитой собаки. Даже хорошая косметика не спасла. — Ты сегодня молчаливая, — сказал он. — Вчерашний день вспоминаешь?

— Вообще не помню! — призналась я, и мы стали одеваться.

— А как звонила мне, помнишь? — Гущин помог мне влезть в шубку. Какой-то звонок неизвестно кому я плохо помнила. А то, что выдавала моя память про импотенцию, мне категорически не нравилось. Поэтому я быстро ответила:

— Нет. Все, что я говорила — неправда. Извини.

— А мне понравилось! — Гущин запер входную дверь, и мы сели в машину. — Высоковский — сволочь, — парадировал меня Сергей. — Давай заберём брильянты и сбежим? Он этого заслуживает, скотина такая… — Гущин зарыдал, изображая меня: — «Я за него в пятерых стреляла, а он с спит с кем угодно, а не со мной!».

— Я это сказала?

— О-о-о! Ты столько всего наговорила, — мы выехали на трассу, а он все изображал меня: — «Сережа, скажи, я красивая? Ты хотел бы со мной переспать?».

— Все, хватит! Я этого не говорила! — от стыда хотелось умереть.

— Еще как говорила. Называла меня секс-тренажером. Ревновала.

— А вот это точно неправда!

— Ага, чего тогда допрашивала сколько раз я с Кристиной спал? А в машине что вытворяла!..