– Я сказала ему, что согласно современным просвещенным взглядам тюремное заключение только ожесточает преступника.

– А он что на это ответил?

– «Да уж, конечно».

– Значит, согласился?

– Ничего подобного. Он злобным, надменным тоном переспросил: «Ожесточает, да?» Я говорю: «Да, ожесточает!» И тогда он высказался насчет современных прогрессивных взглядов в выражениях, которые я не берусь повторить.

Интересно все-таки, в каких именно. Должно быть, в очень крепких, потому что они до сих пор ее язвили, как чирей на шее. Смотрю, кулаки сжала и ногой притоптывает – верный признак, что душа у человека сыта по горло. Флоренс принадлежит к тем барышням, для которых дороже современных прогрессивных взглядов нет никого на свете, любые насмешки такого рода они принимают как личное оскорбление.

Я мысленно застонал. Судя по тому, какой оборот принимали дела, можно было с минуты на минуту ожидать, что она объявит о разрыве помолвки.

Так оно и вышло.

– Разумеется, нашу помолвку я немедленно расторгла, – сообщила мне Флоренс.

Я, хоть и предчувствовал, как вы слышали, беду, все же подскочил на месте.

– Расторгла помолвку?

– Да.

– Послушай, это ты напрасно.

– Почему же?

– Сыр – такой превосходный малый.

– Нисколько он не превосходный.

– Ты должна забыть жестокие слова, которые он произнес в порыве чувств.. Проявить снисхождение.

– Я тебя не понимаю.

– Ну, взгляни на вещи с его точки зрения. Бедняга Сыр, не забудь, пошел служить в полицию, рассчитывая на быстрое продвижение вверх по служебной лестнице.

– Ну и что?

– Но ведь начальники не будут продвигать по служебной лестнице молодого полисмена, пока он не совершит чего-то из ряда вон выходящего, отчего они охнут и вымолвят: «Вот это да!». Неделю за неделей, месяц за месяцем бедный Сыр томился, как орел в клетке, изнемогая от невыносимого законопослушания здешних жителей и тщетно мечтая хотя бы о собаке без ошейника или о шумном выпивохе в общественном месте, в которого он мог бы вонзить зубы. Так что внезапное появление грабителя было для него как манна небесная. Вот, сказал он себе, когда я наконец смогу отличиться. Но только он закатал рукава и приготовился воспользоваться такой редкой удачей, как возникает дядя Перси и берет его на короткий поводок. Такой оборот дел всякого полисмена выведет из себя. Ничего удивительного, что Сыр забылся и прибег к сильным выражениям. Он в такие минуты за себя не отвечает. Слышала бы ты, как он один раз в Оксфорде высказался о том, что я, когда гребу, выпячиваю живот! Можно было подумать, будто он ненавидит мой живот и все, что в нем содержится. Но прошел какой-то час или два, и мы уже сидели с ним визави за столиком в «Кларендоне», обедали – суп прозрачный, жареный палтус и седло барашка, помню, как сейчас, – и он был само дружелюбие. То же и тут, можешь в этом убедиться. Держу пари, его уже грызет раскаяние, и он первый теперь жалеет о сорвавшихся у него злых словах про современные просвещенные взгляды. Он любит тебя всей душой, это я официально заявляю. Кому и знать, как не мне. Мой совет такой: пойди сейчас к нему и объяви, что все прощено и забыто. Так ты избежишь вопиющей ошибки, память о которой потом бы тебя замучила. Если ты дашь Сыру под зад коленкой – будешь драть на себе волосы до конца дней. Такой человек, чистый, как слеза!

Я замолчал, отчасти чтобы перевести дух, а отчасти потому, что уже сказал все. Стою, дожидаюсь, что она ответит, и мечтаю о леденце от сухости в горле.

Какой реакции я от нее ожидал, сам точно не знаю, – может быть, безмолвной слезы, которую она, потупясь, прольет, когда прочувствует справедливость моих слов. Или, может, устного признания, что, мол, я здорово справился с такой длинной речью. Чего я никак не ожидал, это что она поцелует меня, притом так горячо, что я прямо закачался.

– Берти, ты потрясающий человек! – воскликнула она, смеясь, хотя мне-то было совсем не до смеха. – Настоящий Дон-Кихот. Вот что я в тебе люблю. Кто бы догадался, слушая тебя, что по правде-то ты больше всего на свете хочешь жениться на мне сам.

Я хотел возразить, но не смог: язык зацепился за небо, и мозги онемели. Что-то в этом же роде, по-видимому, чувствовал Чичестер Устрица, когда дверь сарая захлопнулась и Боко поднял крик на весь сад. Жутко оказаться беспомощной игрушкой в руках Судьбы.

Флоренс взяла меня под руку и стала втолковывать мне, точно гувернантка, объясняющая отстающему ученику начатки арифметики:

– Неужели ты думаешь, что я не поняла? Мой дорогой Берти, я не слепая. Когда я разорвала нашу помолвку, я, естественно, предполагала, что ты все забудешь – или же обидишься и разозлишься и станешь плохо ко мне относиться. Сегодня я убедилась: я была не права. Брошь, которую ты мне подарил, открыла мне глаза на твои истинные чувства. Тебе вообще не обязательно было делать мне на день рождения подарок, если бы ты не хотел этим сказать, что любишь по-прежнему. А уж такой несоразмерно дорогой подарок… Разумеется, я сразу догадалась, на что ты намекаешь. Это совпало со всем остальным, что я от тебя слышала. Например, о том, что ты читаешь Спинозу. Ты думал, что потерял меня, но продолжал читать серьезную литературу – из любви ко мне. И я застала тебя в книжном магазине за покупкой моей книги. Не могу передать, как это меня тронуло! После этой случайной встречи ты не мог совладать с собой и приехал в Стипл-Бампли, чтобы снова оказаться вблизи от меня. А нынче ночью ты украдкой пробрался к нам в сад – постоять при свете звезд под моим окном… Нет, исключим всякие недоразумения. Я рада, что успела разгадать твои робкие намеки и что вовремя разглядела истинную сущность д'Арси Чеддера. Берти, я согласна быть твоей женой.

Что тут скажешь, кроме как «Большое спасибо!»? Я и сказал, и на том наши переговоры завершились. Она еще раз поцеловала меня, выразила желание, чтобы свадьба была скромная, в присутствии небольшого числа родных и ближайших друзей, и потопала к себе.

Я тоже двинулся, но только не сразу. Время было позднее, у Боко меня ждала теплая постель, но я еще довольно долго стоял, глядя, как безумный, в темную даль. Крылатые ночные существа с налета ударялись о мое лицо и, ударяясь, отскакивали от него, другие в то же самое время использовали заднюю сторону шеи в качестве катка, но я не поднял ладони, чтобы им помешать. Приключившаяся со мной ужасная беда превратила меня в настоящий соляной столб. Я думаю, ночная бабочка, или что это была за тварь, выделывавшая гимнастические упражнения у меня за ухом и вокруг, небось даже и не догадывалась, что у нее под ногами – тело некогда жизнелюбивого столичного щеголя. Наверное, считала, что это дерево или даже просто одушевленный камень.

Но постепенно жизнь все же возвратилась в похолодевшие члены, и я уныло поплелся по аллее к воротам, из ворот – по дороге и наконец достиг крыльца Фитлуортова дома. Дверь стояла открытая, и я просунулся внутрь. В конце коридора горел свет, я побрел на него и добрался до гостиной.