И Гейб.

Мысли о том, что именно я скажу Гейбу, перекрывают раздирающую боль от лоз, обвивающих мое запястье и дергающих мою раненую руку. Чем больше боли я могу игнорировать и преодолевать, тем агрессивнее сад пытается остановить меня, пытаясь причинить мне такую боль, что я перестану пытаться пройти.

Когда я, наконец, добираюсь до небольшого отверстия, подошвы моих ботинок полностью отсутствуют, рубашка в клочьях, кровь течет по животу из ран на всем туловище. Лианы обвивают обе мои руки и бедра, скручиваясь и болезненно затягиваясь, и мне приходится врезаться в стену, а затем пробираться за угол, чтобы оторвать их, спотыкаясь о колени, когда они, наконец, порвались и отделились от основного растения. Я паникую, полагая, что они все еще могут обвиваться вокруг меня или что они внезапно превратятся в змей, потому что именно этого ужастика я здесь ожидаю, но они мгновенно отпадают от меня, как будто все это время были просто лианами.

Я остаюсь на коленях еще секунду, пыхтя и болезненно откидывая плечи назад, пытаясь проверить мышцы, а крики вокруг меня достигают лихорадочной высоты.

Неужели у Вивиана есть какие-то странные садомазохистские пристрастия, о которых я не хочу знать? Неужели он получает удовольствие, пытая студентов и слушая их крики ужаса?

Я определенно спрошу его об этом позже, потому что у меня нет ни капли стыда за то, что я его окликнула. Это должен быть урок в колледже, черт возьми. Кто в здравом уме так поступает со своими студентами?

Сначала мое внимание привлекло шарканье.

Я вздрагиваю и отшатываюсь назад, прежде чем мой мозг успевает понять, что я вижу. В дверях сада убийц стоит то, что я приняла за ствол дерева, но на самом деле это студентка, полностью обвитая лианами. Она жива, мне заметно ее дыхание, но она без сознания. По всему ее телу порезы от колючек, а ноги оголены, но она выглядит почти умиротворенной, находясь в отключке.

Какой в таком случае протокол действий?

Мне очень хочется не убивать и не калечить себя ради другого студента, который ненавидит мои чертовы кишки, но если есть шанс, что эта штука убьет ее — неужели я действительно из тех, кто просто бросит ее?

— Вивиан, не помешало бы небольшое руководство, — бормочу я про себя, в основном для того, чтобы не чувствовать себя чертовски виноватой за то, что просто ушла, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, я собираюсь уйти.

На стене замигала лампочка.

Она красная и находится прямо над девушкой, как будто привлекая к ней внимание. Я решаю, что этого достаточно, чтобы понять, что кто-то должен прийти за ней, и поднимаю свою задницу. Я стягиваю с себя остатки кроссовок и отбрасываю их в сторону, слегка морщась от холодного бетона на моих босых ногах, когда снова перехожу на бег. Когда я смотрю на другие стены во время пробежки, то замечаю другие маленькие мигающие красные огоньки, и мое сердце, наконец, опускается обратно в горло. Это должно быть нормально, что-то, что происходит, когда студент выбывает, и, по быстрому подсчету с того места, где я нахожусь, выбыло по крайней мере десять человек. Со своей позиции я могу видеть только небольшой участок стены, так что, надеюсь, здесь осталось не так много людей, с которыми мне придется столкнуться.

Крики также немного затихают, чем глубже я захожу в лабиринт, тем их меньше, что доказывает, что здесь пытают меньше людей. Мне приходится пригнуться за одним из углов, чтобы избежать трио студентов. Одна из них — девушка, держащая ладонь, полную огня, второй — парень, держащий силовое поле, а глаза третьего просто светятся. Все они выглядят побитыми и в синяках, но они живы и работают вместе, так что, очевидно, они — мой выбор, чтобы добраться до центра и получить проходной балл.

Парень со светящимися глазами посмотрел в мою сторону, но никак не прокомментировал, что видит меня или заметил что-то необычное, так что либо он меня не видит, либо не заинтересован в том, чтобы скормить меня прудовой суке, как этот мудак Мартинес.

Чертов Мартинес.

Я собираюсь набить ему морду, как только выберусь из этого лабиринта.

Когда троица уходит, я встаю с колена, каждый дюйм моего тела кричит в знак протеста, а затем я продолжаю медленно пробираться через лабиринт, дважды возвращаясь назад после каждого тупика. Это разочаровывает и затягивает, особенно теперь, когда я иду босиком, и несколько раз натыкаюсь на студента без сознания или на загадочную лужу крови, от которой у меня сводит живот.

Настоящий ужас начинается, когда я нахожу еще одну комнату, на этот раз с огромным водоемом, и я начинаю паниковать, что нашла пресловутый пруд, потому что не уверена, что смогу сейчас сражаться с морским существом.

Однако у меня есть только один путь, и это дверной проем, вырезанный с другой стороны.

Я ни за что не пойду вплавь, даже если бы меня не предупредили, потому что вода воняет, а я не хочу сейчас блевать. С одной стороны есть камни и валуны, по которым я могла бы перебраться, но мои желеобразные руки ненавидят этот вариант, поэтому я на секунду обхожу кромку воды, как будто могу создать прочный мост, используя только свое отчаяние.

Не повезло.

Приходится карабкаться по скалам. Мелкие камни впиваются мне в ступни, а большие валуны немного сдвигаются под весом моего тела, что одновременно и обидно, и тревожно. Я вскарабкиваюсь на самую высокую точку, а затем беру секунду, чтобы отдышаться и попытаться вернуть силу в руки. Теперь я понимаю, как сильно помогли мне эти тренировки, потому что я шестимесячной давности была бы обмотана лианами.

С этой точки обзора мне сразу видно, как близко я нахожусь к центру, и, черт возьми, близко. Я запоминаю путь и благодарю Бога за то, что забралась на эту дурацкую штуку, потому что есть три комнаты, которых я могу избежать, если сделаю все правильно.

Я не вижу Гейба, но в одной из комнат чертовски огромный снежный барс борется с… ладно, это так мерзко, что мне не хочется этого даже говорить, но в одной из комнат чума крыс, и я вдруг понимаю откуда все эти крики, потому что нет. Нет, я лучше столкнусь с тихой и отсутствующей прудовой сукой, чем с миллионом больных и отвратительных крыс, спасибо.

По моей коже ползут мурашки, словно я могу потерять сознание и умереть, поэтому я решаю, что пора убираться отсюда и молиться, чтобы стены не двинулись на меня, потому что, черт возьми, хоть раз мне нужна удача!

Как только я начинаю сползать по другой стороне скалы, я сталкиваюсь лицом к лицу с этой прудовой сукой, и мне так хочется стереть ее из памяти, потому что твою мать, кошмар, она отвратительна.

Это существо когда-то было человеком, я думаю. Ее кожа посерела и сползла с костей черепа, волос почти не осталось, только маленькие пучки, торчащие вверх небольшими участками. Ее зубы сломаны и остроконечны, она смотрит на меня молочно-белыми глазами, ее челюсть хлопает, как будто она задыхается, и я официально никогда больше не усну, потому что эта сука определенно будет преследовать меня.