Запаса времени оставалось не больше получаса. По чистой случайности фугас удалось обезвредить… Хотя бы узнать, где эту бомбу изготовили, — майор с надеждой посмотрел на меня.

— Понятно. А сейчас посидите тихо, — попросил я, трогая устройство с проводами и часовым механизмом.

Говорят, можно научиться ясновидению. Но в таком случае важно научиться видеть не глазами, но и мозгом. Ведь это мозг получает сигналы из внешнего мира и переводит их в привычные нам образы. Если научиться отстраняться от своих мыслей и чувств, то можно свободно услышать или увидеть мысли и чувства в любой точке пространства и времени. Обладая всем этим, я погружался в таинственное пространство безграничной информации без особых усилий, а мои экстрасенсорные способности могли активизироваться от малейшего усилия, если я его направляю в определенное русло.

Я положил руки на фугас и провел, словно погладил, по проводам. В голове появился характерный звон, комната покачнулась и окуталась дымкой. Внезапно все исчезло: и лаборатория, и подполковник Никитин со старшим лейтенантом, и столы с пробирками и аппаратурой, и даже взрывное устройство, которое только что лежало передо мной… Дымка рассеялась, и я ясно увидел картинку:

— Окраина города… Кирпичный сарай, — стал я диктовать то, что «видел». — Стоит особняком от бревенчатого дома с крышей, покрытой оцинкованным железом… Недалеко — высокие заводские трубы… по шоссе движутся медленно машины… параллельно шоссе идет трамвайная линия и заворачивает у следующего дома.

В голове что-то взорвалось, и меня бросило в просторное жилое помещение.

— За столом сидят двое мужчин… Один молодой, крепкий, спортивного телосложения, широкий в плечах… Нос крупный, глаза маленькие… Стрижка ежиком… Другой постарше… Ростом, вижу, поменьше… усы… на голове залысины…лицо круглое… По-моему, оба южане. Лица сильно загорелые, как у жителей Кавказа или нашего юга.

Картинка оборвалась, снова перед глазами появилась дымка, дымка стала рассеиваться и передо мной опять возникла, будто выплыла лаборатория. Чуть поколыхались стены и столы с приборами и все стало на свои места.

— Это все, — сказал я, приходя в себя.

Старший лейтенант молча, словно язык проглотил, смотрел на своего начальника, а тот, выпучив глаза, пытался что-то сказать, но махнул рукой и приказал мне хрипло:

— К начальнику!

И двинул к двери так быстро, что я еле поспел за ним.

Когда подполковник доложил полковнику Степану Васильевичу обо всем, что слышал, тот с сомнением посмотрел на меня и, покачав головой, сказал:

— Ну, если все так, то не знаю…

Все оказалось так. Дом нашли без труда. В сарае обнаружили детали для изготовления взрывчатки, провода, а также часовые механизмы. Злоумышленников арестовали по приметам, которые полностью совпали с моим описанием. Преступниками оказались уроженцы Краснодарского края, имевшие судимость за разбой и грабежи. Они должны были оставить еще два взрывных безоболочных фугасных устройства, по своему усмотрению, на остановках или в транспортном средстве. За это им обещали хорошо заплатить. Кто? Это уже осталось для меня информацией закрытой и занималось этим КГБ без моего участия. А я от природы любознателен, но не любопытен.

Глава 22

«Бегущая по волнам» Грина. Тоска по романтике и благородству. Концерт Ван Клиберна. Романтика и грубая реальность. Я объявляю о решении перевестись в Ленинград. «Кафе» на травке у реки. Ощущение тревоги и вспышка озарения. Мы спасаем тонущую девушку.

Я не сказал Миле, что тоже решил уехать. После откровенного объяснения с ней я не нашел в себе смелости — вот так просто взять и сказать, что все, мол, хорошо, но ты меня прости, я уезжаю.

Утром следующего дня я пошел к Юрке. Наталия Дмитриевна как всегда встретила заговорщицким шепотом:

— Вчера целый день сидел дома. Хоть бы погулять вышел… И сегодня позавтракал и опять в своей комнате один, как сыч, сидит… И Алик не заходит. Вот, хорошо, ты пришел… Иди, иди к нему.

Юрка лежал на кровати и читал «Бегущую по волнам» Александра Грина.

— А, это ты… — лениво произнес Юрка.

— Тоскуешь по романтике и благородству? — усмехнулся я.

— И по девушке, скользящей по волнам, — мечтательно добавил Юрка. — Ты знаешь, если любить, то чтобы любовь была настоящая. Чтобы она тебя полюбила не за внешность и не за какие-то твои успехи, но и…

— «в горе и в радости, в богатстве и в нищете, в здравии и в болезни…» и т. д. «пока смерть не разлучит нас», — продолжил я, перебив Юрку.

— Шутишь? — покосился на меня Юрка.

— Какие шутки? — сделал я серьезное лицо. — Это «Брачный Завет». — Ладно, хватит страдать. Пошли к Ляксе, пока он дома.

Юрка быстро оделся, и мы спустились к Алику.

Лякса сидел в кресле с закрытыми глазами и слушал Первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром.

Юрка подошел к черной тарелке радиорепродуктора и сделал звук потише. Лякса открыл глаза, непонимающе похлопал ресницами и уважительно сказал:

— Ван Клиберн.

Ван Клиберн недавно стал лауреатом Международного конкурса скрипачей и пианистов имени Чайковского, и вся страна вдруг полюбила этого американского парня так, как не любила ни одного русского.

— Куда собрались? — спросил Алик.

— Видишь, к тебе пришли, — сказал Юрка.

— А чего не вчера?

— Лично я Александра Грина читал. «Бегущую по волнам».

— Про Биче, Дейзи и Фрези? — усмехнулся Алик. — Фэнтези и сплошная романтика.

— И что здесь смешного? — вскинулся Юрка. — Пусть фэнтези. Люди, лишенные фантазии и поэтического отношения к жизни, — однобоки… Вот романтическая Дэйзи ушла от рассудительного и прагматичного Тоббогана к Гарвею.

— Мир романтики всегда манит, но не забывай про грубую реальность, в которой приходится жить, — жестко сказал Алик.

— А ты не забывай, что романтиков окрыляет мечта и ожидание счастья. Ради этого они совершают поступки, которые кажутся бессмысленными, но приносят настоящее счастье.

Юрка проговорил это пылко и страстно, словно посягали на что-то для него святое.

— Насчет настоящего счастья не знаю, — примирительно сказал Алик. — Я тоже Грина люблю, но он расслабляет. Да и ты лучше почитай Хэма.

— А еще лучше, если ты займешься зубрёжкой физики и математики, — заключил Алик.

Юрка сразу нахохлился как воробей в февральскую стужу.

— Да все у меня с математикой и с физикой в ажуре, — пробурчал он.

— Парни, — произнес я. — я тоже уеду.

Юрка с Ляксой переглянулись.

— А куда? — в один голос произнесли Юрка с Ляксой.

— В Ленинград. Переведусь в ЛГУ или в Герценовку. Куда возьмут.

— А ты с чего решил? — спросил Лякса.

— Зыцерь уговорил. Считает, что мне, как он сказал, нужно повариться в котле большого города и вообще, что я могу стать писателем. Я не уверен… хотя к писательству меня