воде, но, особо не раздумывая, схватил Вику за волосы и всплыл вместе с ней наверх. Тело легко вытолкнулось на поверхность. Юрка подхватил Вику с одной стороны, я — с другой, и мы легко притащили её к берегу. Здесь в панике металась мать. Увидев тело дочери, бросилась к нему, но Юрка отогнал ее. Я положил девушку животом на колено лицом вниз, но мне даже не пришлось ничего больше делать. Я знал, что нужно надавить пальцами на заднюю часть языка, чтобы вызвать рвотный позыв для освобождения от воды, но, видно, вес тела Вики надавил на живот, и этого оказалось достаточным, чтобы вода сама хлынула изо рта. Мы быстро оказались рядом и вовремя вытащили девчонку из воды, так что она только-только успела потерять сознание от аспирации жидкости, которая попала в дыхательные пути, но не успела заполнить легкие.

Девушка откашлялась, сама встала на ноги и вдруг заревела раненым животным. Она пошла куда-то в сторону, очевидно еще не очень соображая, что с ней случилось, но мы с Юркой подхватили ее под руки, уложили на одеяло, где сидел напуганный малец. Мать, ломая руки и захлебываясь словами, благодарила нас и даже пыталась поцеловать Юркину руку, которую он смущенно отдергивал.

— Вызовите «скорую», — сказал я матери спасенной. — Пусть осмотрят. Мало ли что.

В Скорую помощь вызвался позвонить подросток. Он быстро вскарабкался на склон и сразу же исчез за ним.

Мы с Юркой поспешили к Ляксе, который стоял на склоне холма, все видел сверху, но не отходил далеко от места, на котором стояло недопитое вино и лежали не съеденные пончики с ливером и повидлом.

Глава 23

Последний день вместе с Аликом Тарасом. Преподаватель французского Морозов. Докторская диссертация Песикова. «Жребий брошен».

Юрка не стал испытывать судьбу и подал документы на заочное отделение в машиностроительный институт, где преподавал математику его отец. После вступительных экзаменов он собирался ехать в Москву к дядьке, который обещал устроить его в экспедицию. Лякса собирался ехать в столицу к началу вступительных экзаменов в МГУ, а я рассчитывал на перевод на тот же факультет в Ленинграде ближе к началу учебного года.

Мы сидели у Ляксы перед его отъездом. Было немного грустно. На столе стояли две бутылки сухого рислинга, бокалы и ваза с пастилой, которую я на дух не переносил. Мы лениво потягивали вино и говорили больше о предстоящих экзаменах, вспоминали, как поступали в пединститут, казусы, которые случались на занятиях, преподавателей — «злых» и «добрых».

— Как не крути, а во всяких неприятностях есть свои плюсы, — сказал Лякса.

— Это ты про что? — не понял Юрка.

— Да хоть и про Морозова. Вот ушел ты из института, теперь не будете встречаться.

Мы с Юркой рассмеялись.

У преподавателя французского Морозова, несмотря на сравнительно молодой возраст, очень явно выступал животик. Животик почему-то выдавался клинышком, не образуя жировых складок на боках, и Морозов походил на беременную женщину. И ходил он, отклоняясь всем корпусом назад, а животик плыл как бы сам по себе. Когда Морозов встречал Юрку с его плоским животом, подтянутой фигурой и упругой походкой, он останавливался и говорил:

— Юра, у вас изумительно спортивная фигура, — и, как бы извиняясь, добавлял: — А я вот никак не справлюсь со своим весом.

И он похлопывал себя по животу.

— Ничего, — обнадеживал Юрка. — Жир всегда можно обратить в мышцы.

Ободренный Морозов плыл дальше, а Юрка чертыхался про себя и настроение его портилось бесповоротно, потому что это повторялось в различных вариантах с постоянной периодичностью, и вскоре Юрка стал избегать Морозова. Увидит его издалека и юркнет в какую-нибудь аудиторию или повернет назад. Хорошо, что Юрка учился на английском отделении, и второй язык он выбрал немецкий. Так что встречались они с Морозовым не всякий день.

— А Песиков? — вспомнил Юрка.

Теперь засмеялись мы с Ляксой.

Песиков Семен Гаврилович преподавал серьезную науку политэкономии. Имел он не только маленький рост, но и щуплую комплекцию. В общем, плюгавенький мужичонка, да еще и с лысиной, по-ленински открывающей лоб. Но человек Песиков был хороший. Лекции читал баритоном, и это немного компенсировало его физическую ничтожность.

Замечательно то, что Семен Гаврилович, рано и успешно защитив кандидатскую диссертацию, никак не мог защитить докторскую, которую не успел защитить при товарище Сталине, и когда главой правительства стал Маленков, он начал править свой труд, сокращая количество цитат Сталина и вставляя то, что нашел в работах Маленкова. А пока сокращал, да правил, руководителем государства стал Никита Сергеевич, который развенчал культ личности, и весь тяжкий труд нашего политэконома пошел насмарку. Песиков, конечно, расстроился, но, потужив с годик, снова взялся за работу и сейчас пишет, полностью убрав все, что касается Сталина, и делая упор и ориентируясь на Хрущева.

— Бедный Песиков, — посочувствовал Юрка.

— А будет еще бедней, если снимут Хрущева и к власти придет кто-то другой, — едко вставил Лякса.

— Кощунственные вещи говоришь, — без всякого выражения произнес Юрка.

— Я помню, — отмахнувшись от Юрки, продолжал Лякса, — как мы на втором курсе сдавали диамат. Пользуясь добротой Семена Гаврилыча, мы заранее положили в столы учебники и потом беззастенчиво драли ответы. После экзаменов мы поднялись на площадку между этажами, откуда следили, когда откроется дверь аудитории и Песиков выйдет. Ждали долго. Наверно, он тоже ждал, потому что, конечно, догадался о нашей наглости. Но молодость победила, Семен Гаврилович, в конце концов, ушел. Мы чуть помедлили и бросились в аудиторию, чтобы забрать учебники. Книги-то библиотечные.

Лякса сделал паузу, давая нам время переосмыслить неприглядную, но такую обычную в студенческой жизни историю.

— Ну и что? — пожал плечами Юрка. — Тоже мне удивил!

— Да не в этом дело, — сказал Лякса. — Когда мы вошли в аудиторию, на преподавательском столе стопкой лежали наши учебники, а сверху записка: «Я надеялся, что хоть кто-нибудь не воспользуется шпаргалкой. Мне стыдно за вас».

— Да, господи, кто на экзамен ходит без шпаргалки! — сказал Юрка, посмотрел вдруг на меня и с улыбкой поправился: — Разве только Володька. Но это случай из ряда вон…

У Алика мы сидели недолго. У всех оставались еще какие-то дела. Лякса уезжал. Вот-вот должна прийти с работы мать, чтобы помочь собраться, а завтра проводить сына, для чего попросила поменять график дежурств. Юрка усиленно зубрил физику и решал задачи, хотя на заочное отделение таких знаний, как на дневное не требовалось, но принципиальный отец заставлял учить, чтобы сынок, не дай бог, опять не осрамился. У меня тоже накопились свои дела.

Я попрощался