– А у меня есть прекрасное лекарство, – не унималась женщина, – вот, посмотри. Видишь, я под плащом почти совсем голенькая. Ну как? Кысик будет лечиться?

– Нет-нет. Иди домой. Я переживаю, что ты можешь тоже заразиться.

– Ну, если я заболею, тогда ты меня лечить будешь, так ведь? А пока, больной, я как доктор назначаю вам постельный режим. И не смейте пререкаться с врачом!

Дальше Верочка услышала шум от возни в коридоре, хихиканье женщины и нытьё Семёна Ивановича: «Нет, Соня, прекрати. О нет! Ну перестань! Что ты делаешь? Я же больной. Уходи!»

– Ты чего меня гонишь? – наконец возмутилась Соня. – А, ты ждёшь другую женщину? Да? К тебе должна прийти другая любовница? Ах ты кобель! А ну признавайся!

– Нет-нет, Сонечка, что ты! У меня никого, кроме тебя, нет.

– Тогда хватит кочевряжиться. Расслабься. Сегодня я тебя порадую! Ну, больной, пошли на процедуры.

Возня перешла в комнату, потом на кухню. Послышался звук упавшей табуретки.

– Ну куда же ты, Кысик, убегаешь? А, больной боится уколов! Придётся чуть-чуть потерпеть. Где наша попка? Ах вот она! Наша тощенькая синенькая попка! Ну-ну, не бойся. Я умею делать уколы очень нежно. Вот так. И вот так. Нравится? Вот так. Пациент, вам надо лечь. Пойдёмте в комнату. Ну, Кысик, на тумбочке ведь очень жёстко. Ну ладно, раз вы, больной, хотите на операционном столе, так и быть. Но тогда я заодно сделаю вам операцию. Что бы вам такое удалить? – женщина захихикала. – Нет, этот славненький аппендицитик мы вам удалять не будем. Я лучше вам трепанацию черепа сделаю. Ха-ха-ха! Ладно, сейчас делать не буду. Но если узнаю, что у моего Кысика есть другая баба, то тогда точно сделаю сразу и трепанацию и аппендицит этот напрочь отрежу! Ясно?

Верочка была в шоке. Она стояла за шторкой среди всякого хлама, держа в одной руке стопку с водкой, а в другой тарелку с едой, и слышала весь этот срамной спектакль! Ей было так стыдно! У неё чуть ли не на глазах происходило ТАКОЕ! А когда из кухни раздались громкие вздохи женщины, Верочка готова была провалиться сквозь пол! В более идиотском положении она ещё никогда не была. Слава богу, это вскоре закончилось. Верочка облегчённо вздохнула. Но не тут-то было. Эта Соня оказалась неугомонной женщиной.

– Ах, Кысик, ты был прав. Я, кажется, от тебя заразилась. Ах, я помираю! Срочно лечи меня. Мне надо сделать искусственное дыхание. Ну что же ты стоишь? Тебе меня не жалко? Давай-давай, лечи. А то я помру и всю ночь у тебя тут трупом проваляюсь! Ага, испугался! Вот так-то лучше. О, искусственное дыхание чудесным образом вернуло меня к жизни. Ох, но сейчас у меня радикулит разыгрался. Помассируй мне спинку… А теперь у меня животик болит… И в груди что-то давит…

«Да она действительно развалюха, – горько усмехнулась Вера, – проще её прирезать да похоронить где-нибудь в саду».

Понимая, что «больничные процедуры» прекратятся, дай бог, к утру, Вера присела на корточки, стопку поставила на пол, а тарелку на колени и стала потихоньку есть.

Но «лечение» всё же через полчаса закончилось.

– Ну всё, Сонечка, иди домой, – опять начал уговаривать Семён Иванович.

– Чего ты меня всё гонишь?

– Глупенькая, я о тебе ведь беспокоюсь. Вдруг твой муж рано утром приедет, а тебя дома нет! Ведь он тебя опять побьёт.

– Ох, да, побьёт, – печально вздохнула женщина.

«Теперь понятно, почему она такая вся больная. Но, видно, мало он её бьёт, раз она всё равно по чужим мужикам бегает. Надо было ей прежде всего ноги повыдергать. Тогда бы мне не пришлось полночи в кладовке просидеть».

– Ладно, сейчас уйду.

«Наконец-то!»

– Только покорми меня сначала, – попросила неугомонная женщина.

«О нет!»

– Я так проголодалась в вашей больнице! Итак, чем нас сегодня кормят? Так, варёная картошечка. О! Ещё тёплая! А говорил, что спал, когда я пришла. А с чем картошка? С селёдочкой? Замечательно! Доставай. А водочка осталась? Чудесненько!

Послышался скрип открываемого «холодильника». Верочка приготовилась ещё полчаса просидеть в кладовке. У неё затекли ноги. Она встала и потянулась. Чуть отступив в сторону, она нечаянно задела ногой стопку, которую перед этим оставила на полу. Рюмка со стуком упала. Верочка еле успела её схватить, чтобы она не выкатилась за шторку.

– Что это там? – насторожилась женщина.

– Мышь, – слишком быстро ответил Семён Иванович. – Я её ещё вчера приметил. Не успел капкан купить.

«О господи! Ситуация хуже, чем в анекдоте»

– Мышь, говоришь? А если я проверю?

– Ты мне не веришь? – возмутился Семён Иванович. – Как ты можешь меня в чём-то подозревать? Это оскорбительно!

– Ладно, не кипятись. Верю, верю. Я просто пошутила. Хочешь, я тебе своего Мурзика одолжу? Он у меня здорово мышей ловит.

– Хорошо, приноси, – Семён Иванович от страха даже был согласен взять в свою квартиру эту тварь, хоть кошек всей душой ненавидел.

– Ну, где твоя селёдочка?

– Вот она, родимая.

– Та-а-ак. Это что такое? Вот это что такое? – вдруг заорала женщина. – Один, говоришь, спал, да? А кто так селёдку тебе разделал? Или, может быть, ты научился с селёдки кожу снимать да кости вытаскивать? А? Ну, где там твоя мышь спряталась? Я ей сейчас покажу, как у чужих мужиков селёдку надо по ночам резать! – перешла она на визг.

Вера не успела опомниться, как шторки распахнулись, вернее, они не распахнулись, а просто были отодраны от стены вместе с гвоздями. Прямо перед ней стояла маленькая полная женщина лет около сорока пяти. Для своего роста Соня была даже слишком полная и напоминала бы сказочный колобок, если бы не разъярённое выражение лица. Уперев толстые маленькие ручки в пухлые бока, женщина ядовито прошипела:

– Вот она, мышь-то, поглядите-ка! Стоит, крыса подлая, как ни в чём не бывало и только зенками своими бесстыжими, как идиотка, моргает!

Вера действительно стояла как идиотка, сжимая в одной руке тарелку с селёдкой, в другой рюмку, и растерянно хлопала глазами, не зная, что же в таких случаях надо говорить.

– Здрасте, – почему-то вырвалось у неё. – Это не то, что вы думаете. Я по делу зашла.

– Ах ты крыса рыжая! Я тебе покажу, как по делам к чужим мужикам среди ночи шастать! – заорала Соня и стукнула по тарелке так, что селёдка с картошкой веером разлетелись по кладовке. Один кусок селёдки даже попал Вере в вырез платья, а масло от селёдки забрызгало её с головы до ног. Соня со всей силы дала оплеуху Вере, а затем с ловкостью, казалось бы, ей не свойственной, подпрыгнула и вцепилась сопернице в волосы.

Вера от боли стала визжать. Семён Иванович попытался оторвать Соню от девушки, обхватив любовницу сзади за необъятную талию и оттаскивая её в комнату. Но Соня, вцепившись одной рукой в Верины волосы, выволокла девушку за собой из кладовки и, повиснув в крепких объятиях Семёна Ивановича, стала колотить её кулаком другой руки, пытаясь попасть сопернице в лицо. Но удары приходились на плечи и руки, которыми Вера загораживалась. Семён Иванович всеми силами пытался утихомирить разбушевавшуюся любовницу, но та со злостью ударила его пяткой в пах. Он протяжно взвыл и, отпустив женщину, согнулся пополам. Соня перевела свой гнев на любовника, обрушив удары своих кулачков на его сгорбленную спину.