litbaza книги онлайнСовременная прозаСсудный день - Чак Паланик

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 86
Перейти на страницу:

Страх перед возможными последствиями заставлял государственных служащих всегда сохранять хорошую мину. Мотивация кнутом, без всяких пряников.

Для предотвращения дальнейших кровопролитий на каждом шагу были размещены билборды с фотографией сияющего белозубого Толботта и слоганом:

Улыбка – лучший бронежилет!

То же изображение и слоган украшали собой автобусные остановки и стены офисных столовых. Народ понимал, что это следует читать как «улыбайся или застрелят», но был ли выбор?

Часто можно было видеть, как почтовые служащие скалят зубы изо всех сил, а со лба у них катится пот. Эти люди знали, что единственная доступная им стратегия выхода – через яму с известью. Работники государственного сектора стали новым классом рабов, прикованных к своим задачам. Родом движимого имущества.

Книга Толботта утверждала, что люди так долго жили на пороге хаоса без уверенности в завтрашнем дне, что с благодарностью примут условия любого нового правительства. «С благодарностью» – это оказалось еще мягко сказано. Исчезла постоянно нависавшая угроза близкой смерти, и от облегчения народ ликовал. Люди были готовы принять над собой любую власть, лишь бы она сохраняла мир. Деньги больше не имели влияния, они стали инструментом с недолгим сроком службы.

Толботт упразднил доллар, а новую валюту полагалось распределять главам кланов – пускать ее вниз по иерархии, вверять родным и близким, чтобы те передавали дальше. Валюта, отпечатанная на выцветающей пленке, быстро приходила в негодность. Деньги нельзя было копить, и потому их приходилось тратить на хлеб и вино, а чтобы удовлетворить растущий спрос, требовалось сажать больше пшеницы и винограда, и больше людей шли работать на поля.

И всегда маячила перспектива нового списка, в этот раз направленного на неугодных водителей автобусов и контролеров на платных парковках. Государственные служащие испуганно улыбались и лебезили, все прочие старались лишний раз не отсвечивать и в кои-то веки были рады, что не работают в госсекторе.

В глазах молодежного бугра миллениалов рядовые подметальщики улиц были виновны не менее сенаторов – как и власть имущие, они были готовы отправить целое поколение умирать на войне. Как якобинский террор начался с отправки на гильотину знати, а дальше полетели головы слуг и духовников, так и теперь существовал риск, что Ссудный день станет ежегодным событием.

* * *

Фигура на горизонте казалась призраком. Полупрозрачная, колеблющаяся в мареве жары, она еле теплилась, как свечной огонек, но становилась выше и четче с каждым шагом по автостраде. Вид ее напоминал брошенных животных. Собак, которых нищие семьи отвозили подальше и бросали в чистом поле, надеясь, что домашние питомцы сами о себе позаботятся. Голодающие комнатные собачки обречены на поедание экскрементов других животных. Дерьма, в которое отложили яйца черные мухи, и яйца эти уже готовы проклюнуться личинками. В итоге бедная брошенная шавка подыхает еще быстрее, вынужденная жрать еще больше дерьма, чтобы прокормить голодных червей у себя в брюхе, а с дерьмом поглощать и новые яйца, пока наконец не упадет где-нибудь под кустом, под деревом или забором – словом, там, где будет чуточку тени, чтобы, задыхаясь и вывалив язык, испустить дух.

Вот что Доусону Форду напомнила эта фигура.

За ее приближением он мог наблюдать, просто повернув голову набок. Бывший цеховой староста, вождь из самого влиятельного клана в Государстве Арийском, лежал на пыльной обочине под днищем фуры и скручивал крышку подшипника с крестовины карданного вала. Торчащие из-под фуры ноги пекло солнце – пятки в сапогах уже совершенно сварились, а джинсы будто раскаленным утюгом жарило.

Доусон вытаскивал из подшипника иглы и чистил каждую во рту. Сплевывая машинное масло, поглядывал на приближающуюся фигуру и вслепую ставил иглы на место. Вилка дифференциала так нагрелась, что пальцы жгло. Ящик с инструментами стоял наполовину в тени – если как следует потянуться, можно достать.

В кабине работало радио на полную мощь, чтобы слышать под фурой. А по радио был, конечно, тот человек. Толботт. Никакой музыки, никаких трансляций спортивных матчей. Один Толботт Рейнольдс – и по радио, и по ящику. Новый самодержец. Небось в замке живет, везучий ублюдок, в окружении юных наложниц. Динамики на приборной панели дребезжали от его голоса.

Рай – это не великолепие архитектуры, не красота природы. Рай создают души тех, кто его населяет.

Голос звучал над песком и кустами полыни. С того момента, как Доусон услышал сгоревший подшипник, мимо него по автостраде не проехала ни одна машина. Приближающаяся фигура была, видимо, женщиной. В пыльных обносках и с полным отсутствием намека на жопу. Солнце спалило ей кожу до пузырей, а с волосами обошлось и того жестче. Ветер, пыль и пот сваляли их в сплошной колтун.

Голос Толботта провозгласил:

Тот, кто в двадцать пять лет способен встать лицом к реальности, в шестьдесят способен ее диктовать.

Видок у нее был не очень, но Доусон на всякий случай все же снял обручальное кольцо и засунул в передний карман джинсов. Перекатил во рту иглу подшипника, отсасывая с нее горелое масло, сплюнул черным.

Запихивая кольцо в карман, он нащупал в глубине смятую бумажку – список того, что он должен купить домой. Что он пообещал своей жене Роксане. Ее рукой написанные слова, наверное, уже стали нечитаемыми, до того записка была стерта и пропитана его потом, но Доусон знал список наизусть:

Кофейные фильтры

Пальчиковые батарейки (для пульта на кухне)

Авокадо (только не темные!)

Туалетная бумага

Павлиньи язычки

Бег жизни ничуть не замедлился. Просто теперь они мерили уходящие дни в павлиньих язычках.

А еще через секунду та женщина доковыляла-таки до фуры и остановилась над ящиком с инструментами. И замерла молча – похоже, радио действовало ей на нервы.

Голос из динамиков вещал:

Когда они побегут – выслеживайте их. Достаньте их из укрытий. Стыд, что они испытывают, является итогом разбазаривания власти, построенной многими поколениями отцов.

Доусон различал несколько степеней солнечных ожогов. Первая – загар кровельщика: это если класть рубероид и прибивать его скобами к фанерному основанию крыши, жарясь на нем, как стейк на гриле. Далее по цветам Доусон выделял следующие градации:

Цвет сырой печени, как после вояжа через океан в спасательной шлюпке

Тропический алый, как после дня на пляже под озоновой дырой с маслом для загара

Красный камикадзе

Сен-Тропе оранж

Цвет автозагара Арнольда Шварценеггера

Обугленная аризонская бомжиха

Женщина не подходила ни под одну градацию. Ее сожгло до пузырей, и кожа сходила клочьями, обнажая лилейно-белые овалы нового эпидермиса. Это были ожоги кабинетного существа, впервые оказавшегося под открытым небом.

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 86
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?