Боже, как ему нравилось смотреть на нее, стоящую на балконе с распущенными волосами. Ее волосы ниспадали на плечи густой каштановой волной, они казались такими мягкими, что ему до боли захотелось зарыться в них лицом. Трудно предположить, что она поднялась с постели ради него. Сегодняшней ночью она была чопорной и «правильной» мисс Кассандрой, хотя порой бросала на него страстные взгляды. Наверное, это виски заставляло его видеть то, что ему хотелось видеть, а не то, что было на самом деле.

Вернувшись с балкона, Касси подошла к нему и решительно произнесла:

— Компресс должен уменьшить опухоль. Несмотря на всю свою чопорность, она заботливо, с нежностью приложила холодную ткань к его разбитому глазу. Ангел неожиданно взял ее за руку:

— Поцелуйте меня на ночь, чтобы я уснул.

— А я совершенно не уверена, что вы плохо спите. Наверное, вы видите сны, которых утром просто не можете вспомнить.

— Тогда сделайте этот сон прекрасным, милая. На мгновение ему показалось, что она согласна исполнить его просьбу, потому что ее взгляд остановился на его губах. Но Касси тут же отдернула руку, и он рухнул на постель, ощущая боль во всем избитом теле.

— Вы ведете себя совершенно неприлично, — сказала она, направляясь к двери.

— Мне это простительно. Во всяком случае, после того, как ваш обожатель пытался убить меня голыми руками — убить только потому, что вы выдали меня за своего жениха.

— Доброй ночи. Ангел.

— Ах, какой чудесной она могла бы быть, — пробурчал он.

В воскресенье поднялся ветер, достаточно сильный, чтобы заставить Касси весь день просидеть дома. Да это было и к лучшему: посещения церкви стали в последнее время сплошным мучением — ведь все бывшие друзья перестали разговаривать с ней. Дженни тоже не показывалась в церкви с тех пор, как ее разлучили с возлюбленным. После того, что Бак рассказал Ангелу про свою сестру, Касси решила, что та просто не может сдержать слез хотя бы на время, необходимое для посещения церкви.

Касси была рада передышке — она надеялось как-то привести в порядок свои чувства. Девушка сердилась на Ангела — тот потребовал, чтобы она не покидала поместья: он, видите ли, не может сопровождать ее. Хуже того, он сообщил ей, что не сможет помочь ей, если она будет находиться вне поля его зрения. Это тоже пришлось не по вкусу Касси, но он был так раздражен, что она решила не противоречить ему.

Ангел лежал в постели уже второй день. Когда Касси заглянула к нему в комнату, он пребывал в таком отвратительном настроении, что она не решилась заговорить с ним и поспешила удалиться. Правда, через некоторое время прислала к нему Мануэля с обедом.

Но когда Ангел не вышел к завтраку и на третий день, Касси начала беспокоиться: не получил ли он каких-нибудь серьезных повреждений, о которых умолчал? Постучав в дверь его комнаты и услышав приглашение войти, она открыла дверь и увидела его совершенно одетым; более того, он тренировался — выхватывал револьвер из кобуры. При ее появлении Ангел не прервал свое занятие, поэтому Касси терпеливо ждала, когда он соизволит обратить на нее внимание. Он опускал револьвер в кобуру и снова вытаскивал его, сопровождая эти упражнения ругательствами. Наконец взглянул на нее:

— Ну что?

Ей следовало бы развернуться и выйти из комнаты, не произнося ни слова, но вместо этого Касси спросила:

— Она сломана?

— Что?

— Ваша рука.

— Нет, просто разбиты костяшки пальцев. У Маккейли челюсть словно каменная.

Она проигнорировала его замечание насчет «каменной челюсти».

— Разве не лучше дать руке зажить, прежде чем давать ей нагрузку?

— Это при таких-то соседях, как у вас? Раздраженный тон Ангела лишь подтверждал то, что этот человек по-прежнему находится в скверном расположении духа.

— Они ведут себя довольно тихо с тех пор, как вы поговорили с одними, а я побеседовала с другими, — по крайней мере они оставили меня в покое.

Он бросил на нее столь мрачный взгляд, что она поспешила добавить:

— Ведь я же просила вас никого не убивать.

— Я и не собираюсь никого убивать, но вы по-прежнему нуждаетесь в защите. А я не могу обеспечить вашу безопасность, отложив оружие.

— Ну, не знаю. Мейбл Кох — одна из самых известных сплетниц в Коулли — уже вчера перестала трезвонить о том, что вы победили в драке с Морганом. Так что я больше не беспокоюсь об этом. В общем, мне кажется, вы прекрасно обходитесь и без револьвера.

Ее беззаботный тон привел его в еще более скверное настроение.

— Я больше не намерен встречаться с кем-либо из Маккейли без револьвера в руке. Одного раза для меня вполне достаточно. Думаю, его родня вовсе не в восторге от исхода нашей драки. Поэтому жду от этой семейки новых неприятностей. Вопрос лишь в том, что именно придумают ваши соседи.

Касси нахмурилась:

— Ну, если вы уж упомянули об этом, то, наверное, вы правы. Маккейли-старший всегда гордился тем, что никто в округе не может побить ни одного из его сыновей. И меня очень удивляет, что Фрейзер до сих пор не пришел с известием, что его папаша рвет и мечет. Маккейли-старший всегда был скор на расправу. Я думала, что умру от страха, когда в первый раз увидела его в ярости. Но, как и Фрейзер, он любит выпустить пар.

— Не имеет значения, поскольку я все равно еще какое-то время не смогу покинуть ранчо.

— И все это время я должна сидеть тут?

— Касси…

Она отмахнулась:

— Ладно, не важно. Мне кажется, ваша левая рука тоже не совсем в порядке…

— Смогу попасть куда захочу, но выхватываю револьвер пока еще недостаточно быстро.

— Тогда в чем проблема? Ведь вы больше не собираетесь участвовать в схватках, в которых требуется действовать молниеносно?

— Когда доходит до дела, выбор предоставляется редко, — проворчал Ангел. — Так что оставайтесь дома, я настаиваю на этом.

Она посмотрела на него вызывающе:

— Не понимаю, почему я вообще с вами разговариваю. Вы не только раздражаете…

Касси собралась сказать что-то не очень лестное для Ангела, но он перебил ее:

— Вы пришли сюда с каким-то определенным намерением или просто чтобы позлить меня?

Щеки Касси порозовели, став почти одного цвета с блузкой.

— Я просто беспоко… нет, ничего. Это уже не имеет значения.

Касси повернулась, чтобы уйти. Он окликнул ее, когда она была уже у самой двери. В его голосе звучала неуверенность.

— Не должен ли я… еще раз извиниться перед вами? Она гордо приподняла подбородок:

— За то, что вы мне сейчас наговорили, — определенно.