— Пошли-ка мы купим французскую машину, — предложил я ей.

И мы пошли, и я купил прелестный десятисильный «ситроен-торпедо», четырехместный, новейшей модели, только что запущенной в производство. Он стоил мне французскими деньгами эквивалент трехсот пятидесяти фунтов и был в точности такой машиной, какую мне и хотелось. У него не было сзади багажника, но на задних сиденьях имелось достаточно места для всего моего оборудования и чемоданов. Машина была открытая, двухдверная, и если начинался дождь, брезентовую крышу можно было поставить меньше чем за минуту. Она была темно-синяя, цвета королевской крови, и могла разгоняться до пятидесяти пяти миль в час.

Следующим утром мы отправились в Эссуа, загрузив на задние сиденья «ситроена» мою передвижную лабораторию. Мы задержались на ланч в Труа, где ели форель из Сены (я съел целых две штуки, такие они были вкусные) и выпили бутылку белого крестьянского вина. До Эссуа мы добрались к четырем часам и остановились в маленькой гостинице, название которой я забыл. Моя спальня снова превратилась в лабораторию, и как только для проверки, смешивания и замораживания спермы было все подготовлено, мы с Ясмин отправились на поиски мсье Ренуара. Это было совсем нетрудно, женщина за конторкой дала нам точные указания. Большой белый дом, сказала она, по правой стороне, через триста метров после церкви или чего-то вроде.

За год, проведенный в Париже, я прилично овладел французским, Ясмин изъяснялась слабенько, но достаточно, чтобы понимать и быть понятой. В детстве у нее была француженка-гувернантка, и это, конечно, помогало.

Мы нашли нужный дом безо всяких хлопот. Это было средних размеров белое деревянное строение, стоявшее на отшибе, посреди прелестного сада. Этот дом не представлял собою главную резиденцию великого художника; та располагалась южнее, в Кань-сюр-Мере, но он, наверное, считал, что жаркие летние месяцы лучше проводить здесь.

— Удачи, — сказал я девушке. — Я буду ждать тебя в ста ярдах по дороге.

Ясмин вышла из машины и направилась к воротам, я смотрел ей вслед. На ней были туфли без каблуков и кремовое льняное платье, голова непокрытая. Тишайшая скромница, она миновала ворота и пошла по дорожке, немного размахивая руками. В ее походке была своеобразная ритмичность, Ясмин больше напоминала юную послушницу, идущую повидаться с игуменьей, чем девицу, изготовившуюся взорвать мозг и тело одного из величайших художников мира.

Был теплый солнечный вечер; сидя в открытой машине, я задремал и проснулся только через два часа, когда рядом со мною садилась Ясмин.

— Что случилось? — спросил я. — Расскажи поскорее. Все прошло как надо? Ты его видела? Ты получила продукт?

В одной руке у нее был небольшой пакет из оберточной бумаги, а в другой сумочка. Открыв сумочку, она достала лист бумаги с подписью и главное — ту самую резиновую штуку. Передавая их мне, она ничего не сказала; на ее лице было странное выражение, некая смесь экстаза и благоговения, и когда я к ней обращался, она, похоже, меня не слышала. Она словно была где-то в другом месте, в милях отсюда.

— В чем дело? — спросил я. — Почему это великое молчание?

Она глядела прямо вперед и ничего не слышала. Глаза ее были ясными и блестящими, лицо невыразимо спокойным, почти благостным, оно словно светилось собственным светом.

— Господи, Ясмин, — сказал я, — да какого черта с тобой происходит? Тебя словно посетило какое-то видение.

— Ты крути баранку, — сказала она, — а меня пока оставь в покое.

Мы вернулись в гостиницу безо всяких разговоров и разошлись по своим номерам. Я тут же исследовал сперму под микроскопом. Сперма была вполне живая, но количество сперматозоидов оставляло желать много большего. Я приготовил только десять соломинок, но это были полноценные соломинки, миллионов на двадцать живчиков каждая. Клянусь Господом, страшно подумать, в какую сумму они кому-нибудь когда-нибудь обойдутся. Они станут редкими, как первое издание Шекспира. Я заказал шампанское, foie gras и тосты и послал Ясмин записку — надеюсь, мол, что вскоре она ко мне спустится.

Ясмин пришла через полчаса, при ней был тот самый сверток. Я налил ей бокал шампанского и положил ей на тост ломтик foie gras. Она отпила шампанского, проигнорировала foie gras и продолжала хранить молчание.

— Бросай это дело, — сказал я. — Какая муха тебя укусила?

Ясмин одним длинным глотком допила бокал и подставила мне его снова; я наполнил. Она выпила половину бокала и поставила его на стол.

— Ради всего святого, Ясмин, что с тобой происходит? — воскликнул я.

Ясмин взглянула на меня прямо и бесхитростно.

— Он меня сокрушил.

— Он тебя ударил? Господи, какой ужас! Так он тебя действительно ударил?

— Не будь таким идиотом, Освальд.

— Так что же ты тогда хотела сказать?

— Я хотела сказать, что он меня буквально сокрушил. Это первый человек, который меня решительно потряс.

— О, теперь я понимаю, о чем ты! Господи боже ты мой!

— Он же чудо, этот человек, — сказала Ясмин. — Он гений.

— Конечно, он гений, потому-то мы его и выбрали.

— Да, но он же прекрасный гений. Он, Освальд, такой прекрасный, такой чудный и мягкий, я никогда еще таких не встречала.

— Он действительно тебя сокрушил.

— Конечно сокрушил.

— Так в чем же проблема? — спросил я. — Ты ощущаешь себя виноватой?

— О нет, — сказала она, — я ничуть не чувствую себя виноватой. Я просто ошеломлена.

— Прежде чем мы с этим делом покончим, ты ошеломишься бог знает сколько раз. Он не единственный гений в нашем списке.

— Знаю.

— Ты не думаешь выйти из этой операции?

— Конечно нет. Налей-ка мне еще.

Я наполнил ее бокал в третий раз за три минуты. Она сидела, медленно из него потягивая, а затем сказала:

— Послушай, Освальд…

— Слушаю внимательно.

— До сих пор мы относились к этому делу довольно шутливо, так ведь? Это была забава, шутка, верно?

— Чушь! Лично я относился к этому очень серьезно.

— А как насчет Альфонсо?

— Это ты про него шутила.

— Знаю, что я, но он же этого заслуживал. Он же самый доподлинный клоун.

— Что-то я не понимаю, к чему ты клонишь, — прищурился я.

— Ренуар совсем другое дело, — сказала Ясмин. — Только к этому я и клоню. Он настоящий титан, его работы переживут века.

— А также его сперматозоиды.

— Заткнись и послушай. Я говорю простейшую вещь. Среди людей есть клоуны, а есть не клоуны. Альфонсо типичный клоун, да и все короли клоуны. В нашем списке есть и еще несколько клоунов.