Эти проценты тоже были небольшими – как и проценты нерусской части населения всей России, – но они вели себя так, словно являлись большинством, а русские как-то терялись, растворялись рядом с ними, активными, шумными, пружинистыми… Как они через турникеты прыгают хотя бы…

Звонок в прихожей… Родители?.. Хорошо, будет повод переключиться на другое, а то шизануться можно от этих мыслей… Правда, разговоры родителей вряд ли будут о совсем другом.

– Ура-а! – ворвалась мама, свежая и радостная. – Ура, все свободны!

– Мама самого Удальцова затмила, – добавил папа с усмешкой.

Даша нахмурилась:

– В смысле?

– Я вручила ему букет гвоздик!

– И поцеловала под вспышки фотокамер.

– Не целовала я его, не фальсифицируй!

Папа протянул Даше пакет:

– Поставь на стол, только осторожней, там бутылки. Что, получилось картошку пожарить?

– Ну так, более-менее…

Конечно, прибежала Настя:

– Что-нибудь вкусненькое купили?

– А ты на пианино играла? – тем же тоном отозвалась мама.

Настя дернулась и убежала в комнату. Застучала по клавишам. Сквозь кучу ошибок слышалось «На катке»… Мама засмеялась:

– Вот хитрющая девка растет… Ладно, Насть, перестань, завтра серьезно позанимаешься! Давайте есть.

– Ух ты, – воскликнул папа, – еще биатлон успею посмотреть!

Даша вынула из пакета бутылку вина, бутылку водки, сок, банку с маринованными помидорами, упаковку «Растишки». Стала накрывать на стол.

Папа на лоджии включил ноутбук, и из него раздалось:

– Гутен абенд, дорогие друзья! Вас приветствует Оберхоф, где через несколько минут стартует женская эстафетная гонка.

– Прям тика в тику! – продолжал радостно удивляться папа; Даша перебила вопросом:

– Как там, всё удачно?

– С Удальцовым? Да. Выпустили. Мы как раз подъехали, даже мерзнуть не пришлось…

– И народу собралось прилично, – продолжила мама, входя на кухню уже в домашней кофте. – Адвокаты, журналисты, это понятно, а вот как соратников человек двадцать успело…

– Дежурили, наверно. Одни там, другие на Симферопольском, у спецприемника…

– Но одна я – с цветами!.. Настя, иди кушать!

Уселись, открыли напитки, и только папа поднял рюмку, собираясь произнести тост, ноутбук взорвался криком:

– Старт дан! И сейчас самое главное – раскатиться…

– Ой, выключи его, – мама поморщилась, – лучше радио.

– Наверно, – вздохнул папа, поднялся.

Голос комментатора смолк, зато появился другой:

– …Но у нас нет уже центральноазиатских республик.

– Ну, независимые государства, – поправились в радио. – Если там начнется что-то очень серьезное, нам надо думать о том, на каком рубеже мы будем эту волну останавливать. В Таджикистане и в Киргизии это очень неудобно – гористые страны, огромные потери будут, и очень большая вероятность сопротивления местного населения, поддерживающего исламистов. Пожалуй, самое рациональное – это Казахстан…

– Что ж, за лучшее, – послушав это, совсем нерадостно объявил папа. – Если таких Удальцовых будут сотни, причем и среди левых, и среди правых, и прочих, можно надеяться на слом системы.

«А потом?» – захотелось спросить Даше, но она молча ткнула свой стакан с соком в общий чок… Настя добавила папины слова традиционным:

– За Россию!

Родители похвалили Дашу за картошку, но тут же посоветовали не накрывать в следующий раз крышкой.

– Похлебкин, – сказала мама, – вообще советовал ничего крышкой не накрывать.

– Ну, не всё, – заспорил папа. – Рис, например, наоборот…

– Рис, это понятно.

Дашу рассмешила такая фамилия, тем более в связи с едой.

– А кто такой Похлебкин?

– Был такой уникальный человек. Историк, коллекционер, книги о кулинарии писал… Убили его бандиты, отверткой искололи.

– М-да, – папа подлил маме вина, себе водки. – Давайте…

Мама подняла руку:

– Тише!

По радио дикторской скороговоркой говорили:

– Оппозиционер Сергей Удальцов, лидер движения «Левый Фронт», отбыл десять суток в изоляторе временного содержания и вышел на свободу сегодня около девяти часов вечера. Ранее его выписали из больницы, где он находился с 25 декабря по 4 января с язвенной болезнью. Затем оппозиционера отвезли в ОВД «Нагатинский Затон», где освободили после оформления соответствующих бумаг. Сергей Удальцов направился к спецприемнику № 1 на Симферопольском бульваре, где его ожидали друзья, близкие, сторонники и журналисты. Здание спецприемника было оцеплено ОМОНом, часть тротуаров вокруг здания была огорожена. Встречающих собралось около пятидесяти человек…

– А про мой букет? – то ли всерьез, то ли шутя возмутилась мама. – Это был символ русской весны!

– Эх, не верю я в эту весну, – проглотив водку и хрустнув ломтиком огурца, отозвался папа.

– Ничего, всё только начинается…

– Да некому, в принципе, начинать. Так, вспышечки…

– Роман, не начинай пессимизм.

– А почему некому? – сказала Даша. – Я посмотрела – русских в Москве больше девяноста процентов, и в России почти восемьдесят.

– Это откуда такие данные?

– Ну, из интернета, – Даша решила не уточнять, что из «Википедии». – Официальные данные переписи.

Папа отмахнулся:

– А, перепись… – повернулся к маме: – Нас переписывали?

– Нет.

– Ну вот…

– Ну, значит, – Даша неожиданно развеселилась, – значит, русских еще на четыре человека больше!

– Понимаешь, в чем дело. – Папа, как обычно перед тем, как начать что-нибудь обстоятельно объяснять, положил вилку на стол. – Во-первых, перепись очень приблизительна. Особенно в плане определения национальности. Таджик может назваться украинцем, а какой-нибудь удмурт – эльфом, и переписчик обязан так и записать: эльф.

– А, да-да, я слышала про такое!

– Ну вот. А во-вторых, переписчики не ходили по всем этим складам и подвалам, где живут гастарбайтеры…

– Хотя, – вставила мама, – обязаны были ходить.

– Да… и сотни тысяч, а может, и миллион остались непереписанными. И в-третьих… в-третьих… – Даша заметила, что папа слегка запьянел. – В-третьих, у русских почти нет пассионарности.

– А что это такое?

– Это… Ну, это такая энергия в людях… Такая – помогающая преображать свою страну, окружающий мир. Бывают единицы пассионарии, а случается, их становится множество, и происходит пассионарный взрыв. Этот взрыв помог нам избавиться от татаро-монгольского ига или вот идти и идти в Сибирь, обживать ее, даже в Северную Америку перескочить… Но сейчас мы совершенно безвольны, обессилены.