Да, хочется чувствовать, что есть не одна лишь беспросветно реальная жизнь, только вот как и где это другое искать, а главное, удерживать в себе? Наверное, потому и пьют алкоголь всякий, становятся наркоманами, чтобы не быть постоянно в реальности…

На лестнице станции метро парень в малиновой шапке-ушанке раздавал бумажки. Рекламу, наверное… Даша чаще всего брала, когда ей протягивали, и не потому, что там могло оказаться что-то полезное, а чтобы распространителям этих бумажек скорее освободиться от своих пачек. Помнила рассказ папы, как он, еще студентом, в девяностые подрабатывал таким же распространителем. Стоял на холоде, после лекций, протягивал рекламки, а люди проходили мимо, не обращая внимания. И как ему было тоскливо, и как он мысленно обзывал и ругал этих людей, просил, гипнотизировал: возьмите из моих рук и выбросьте в урну, которая в трех шагах впереди…

Даша приняла листок, сунула в широкий карман куртки. Прошла через турникет. На эскалаторе достала и стала смотреть, что там.

Это оказалась не реклама, а листовка. «Кто есть кто – истинное лицо оппозиции». И дальше про Немцова, Рыжкова, Удальцова…

«Навальный получил адвокатский статус, используя фальсификацию документов, и практически не работал в этом качестве. Старт его карьеры состоялся с места помощника губернатора правого, антинародного толка – Никиты Белых. Навальный учился в Йельском университете США по программе «Лидеры мира» и получал американскую стипендию на «борьбу с коррупцией в России»».

«Евгения Чирикова, «защитница Химкинского леса», в марте 2011 года встречалась с вице-президентом США Джозефом Байденом, который вручил ей награду «За храбрость». Представляете ли вы себе ситуацию, чтобы Путин награждал медалью за храбрость какого-нибудь Мэтью Джонсона, борца за Калифорнийский лес?»

«Вся деятельность Сергея Удальцова направлена исключительно на то, чтобы спровоцировать массовые беспорядки. Желательно с пролитием крови. Это, по мысли Удальцова, приведет к революции и возвращению социализма сталинского формата».

Опять эта политика. Одна политика! Все поносят друг друга, все друг другу враги. Выискивают грязь и прочее такое. И как при этом можно нормально жить, создавать что-то? Прав папа, когда про это говорит, но и он тоже… Он никогда ни с кем не объединится, потому что в каждом видит в первую очередь недостатки. И так повсюду, у всех.

Даша смяла листовку, хотела бросить на панель эскалатора, чтобы комок побежал вниз, подпрыгивая, отскакивая от трубок светильников. Так часто делают с такими вот ненужными бумажками, пустыми проездными билетами, с мелкими монетами… Нет, не надо. Как-то стыдно мусорить. Положила обратно в карман. Выкинет в ближайшую урну.

На платформе и в поезде, как всегда, особенно в последние два года, чувствовала тревогу. И дело здесь даже не в маме, которая постоянно тревожилась, ожидая плохого, – нет, мешало быть спокойной и уверенной то жуткое ощущение, что появилось и вселилось внутрь в тот день, когда в метро случились взрывы. Примерно два года назад.

Они с мамой поехали по каким-то делам, но точно не в школу, и тут на одной из центральных станций услышали от людей, что произошел взрыв. Было утро, народу много – плотные потоки текли по лестницам перехода, по платформе, вливались в подходящие поезда. Голос, усиленный и исковерканный мегафоном, произносил одно и то же почти без пауз: «Движение поездов по Сокольнической линии временно приостановлено. Пользуйтесь другими линиями или наземным транспортом».

Потоки шуршали слухами о взрыве, о жертвах и все равно текли; торопящиеся на работу хмурились, но, кажется, не от сострадания погибшим, раненым, а от того, что возникли проблемы проезда, нарушены их маршруты… И тут, как чёрная волна, по потокам пронесся слух о втором взрыве, и они начали стопориться, соединяться, перемешиваться. Кто-то поворачивал назад, к ближайшему эскалатору наверх, кто-то побежал, кто-то в панике закрутился… Показалось, что сейчас случится давка – настоящая, с растоптанными, вмятыми в пол…

Мама прижала Дашу к стене, заслонила собой, не зная, что делать. Они были недалеко от цели, оставалось проехать две-три остановки, но как садиться в вагон в такой ситуации. Два взрыва… Вполне возможен и третий, четвертый… Любой вагон опасен, любой человек. Любой человек из проходящих мимо…

Это ощущение угрозы, которая повсюду, и в любой, в любой момент может громыхнуть, сжечь, продырявить кусками железа, разорвать в клочья, постоянное ожидание страшного страшнее, чем само это страшное.

Этого, как говорили по телевизору, и добиваются террористы – посеять страх, панику, заставить людей прятаться и бояться. Всего и всегда бояться… Даша изо всех сил заставляла себя, особенно в метро, быть спокойной и уверенной в крепости стен, надежности поездов, в том, что люди рядом не убийцы, но, скорее всего, именно из-за этого заставления тревога только росла. В голове зажигались и росли, как бы наяву виделись кадры обгоревших, окровавленных, разорванных…

Родители часто злятся, что СМИ о чем-то важном молчат, не дают точную и полную информацию, но иногда грустят по тем временам, когда не было этого шквала сообщений об убийствах, катастрофах, чуть ли не ежедневных терактах по всему миру. «Тогда сообщали, но так – мелкими буквами внизу газетной полосы. А теперь из всех утюгов – взорвалось! рухнуло! убили! съели!»

Середина дня, людей немного, даже есть свободные сиденья.

Даша устроилась между пожилой женщиной и старичком – безопасное соседство, – положила сумку на колени, вставила в уши наушники, включила плеер. Прикрыла глаза. Наверное, можно и подремать. Даже не подремать, а так – поколебаться между явью и дремой. Интересное состояние. И этих пятнадцати-двадцати минут полудремы часто хватает, чтобы подпитаться силами, отдохнуть, и даже когда из поезда на «Коломенской» Даша выходила вялой, с одним желанием – рухнуть скорее в кровать, то уже через несколько шагов была готова к новым делам, к продолжению жизни.

Сегодня вторая половина дня обещала быть долгой и нелегкой, хоть и праздничной…

Еще на своем этаже у лифта почувствовала вкусные ароматы. Пекущаяся баранина, пироги… Мама уже вовсю готовит.

– О, привет! – встретила Дашу. – Переодевайся, поешь – и подключайся. Мы с папой запарились.

Папа чистил картошку, мама металась от заваленного пакетами и тарелками стола к плите.

Даша любила гостей и ходить в гости, хотя это бывало нечасто. Несколько раз в последнее время слышала от тех, кого приглашали на праздник, изумленное: «Домой? А мы всегда в кафе отмечаем». Да, у многих людей, похоже, не принято ходить в гости, привыкли встречаться на нейтральной территории. И странно, чем обеспеченней семьи, тем реже они зовут к себе, а предпочитают заказывать столы или целые залы в кафе, пиццериях, сушках.

Быстро съела два бутерброда и стала крошить колбасу на оливье. Папа поехал в садик за Настей…

К семи часам, на которые назначили приход гостей, всё было готово. Оба стола на кухне, поставленные в ряд, накрыты. Получилось четыре разных салата, тарелка с баклажанными рулетиками, яйца с красной икрой, пирожки. В кастрюле на пару – рис, в духовке – баранья нога.