– Здесь все-таки, – не сдавалась тетя Оля, – законы, фундамент цивилизованный. Такого, как в России, и представить себе невозможно. Телевизор посмотришь…

– Мало ли что у вас там показывают! Для них до сих пор по Москве медведи бегают…

Так, надо умыться, почистить зубы и – спать… Какое-то кручение внизу живота. Неужели опять месячные… Да, по времени скоро… Значит, три-четыре кошмарных дня – боль, кровь… И такое много-много лет, десятилетий даже, каждый месяц. Кроме беременности и кормления… Надо прокладки найти…

С усилием поднялась, побрела к ванной.

– Четыре промаха у Магдалены Нойнер! – доносилось с папиной лоджии. – Это нокаут для сборной Германии! Да-а… А Вилухиной – Вилухиной нужно убегать от Туры Бергер… Тринадцать секунд преимущества у российской спортсменки. Тринадцать секунд!

Стоя перед зеркалом, Даша представила себя на месте Вилухиной. Вот это она, задыхаясь, слабея, бежит по лыжне к победе. Толчок – правая нога вперед, толчок – левая… И не только к своей победе, а к общей. Ведь это эстафета… Да и вообще она всегда борется не только за себя, а за страну. За Россию. «За Россию!» – как любит выкрикивать Настя, слабо, наверное, еще понимая, что это значит… А что это значит? Хм, может, и ничего по большому счету не значит. Может, если начать копаться, то окажется, бьются не за Россию больше или совсем, а за славу, за призовые… Несколько лет назад Даша очень любила Аршавина. Особенно когда он так классно сыграл на чемпионате Европы. Но потом, после того как один-другой раз сказал о деньгах, стал отчаянно добиваться, чтоб его продали в Англию, любовь как-то угасла, сменилась противоположными чувствами. И теперь его щеки эти розовые, смех вызывают почти ненависть…

Умылась, повозила щеткой по зубам, прополоскала рот. Вытерлась полотенцем. Надо бросить в машинку – уже несвежее.

На лоджии – ликование. Голос комментатора заглушается папиным. Такой дуэт:

– Вот подарок так подарок!.. Молодцы!.. Блестящая гонка, уважаемые друзья!.. Вот так мы их!.. Молодцы, девоньки!..

Даша хотела поддержать. Сдержалась. И так всё ясно. И хорошо.

Настя сидела на кровати в темноте. Тревожно спросила:

– Почему так папа кричит?

– Радуется.

– А что радуется?

– Наши в биатлон победили.

– Ура-а! И сильно?

– Как – сильно?

– С флагом?

– Не знаю… не видела.

Ишь ты, уже разбирается, как можно победить сильно, а как не сильно… Да, иногда биатлонисты финишируют с флагами – это вроде считается особенно престижным.

– Засыпай, – сказала сестре. – Завтра будем на пианино заниматься. – И добавила: – Сильно.

Только легла, устроилась – закричала мама:

– А-а, я в новостях! Смотрите! – И одновременно смущенный и горделивый смех.

Сбежались, облепили ноутбук. На экране было какое-то темное шевеление, аплодисменты.

– Сейчас, – мама нажала «стоп», – на начало поставлю. – Ноутбук не торопился повторять ролик, и мама стала нажимать на «пуск» еще раз, еще.

– Не надо, – сказала Даша, – а то вообще зависнет. Полночи ждать будем…

Наконец пошло.

– Сегодня ровно в двадцать ноль-ноль, – стала рассказывать диктор, – истек срок административного ареста известного оппозиционера Сергея Удальцова. Последние дни лидер Авангарда красной молодежи, координатор «Левого Фронта» и Совета инициативных групп Москвы провел в больнице. Он был госпитализирован после сухой голодовки, которую объявил в следственном изоляторе…

– Вот-вот я!

И действительно, на первом плане появилась мама, вручающая цветы бритому налысо, сухощавому парню.

– Ура! Мама! – захлопала Настя в ладоши. – Рос-сия-а!

Папа запел:

– Круто ты попал на ти-ви! Ну-ка, на себя посмотри!

– А что здесь плохого? – нахмурилась мама. – Тем более это большой плюс протесту, когда одному из лидеров дарят цветы. Особенно в таких обстоятельствах – специально туда привезли, чтобы встречающих не было… Ладно, девочки, спать. Извините, что взбаламутила.

20 января 2012 года, пятница

После каникул школьная жизнь никак не могла войти в нужную колею. И учеников, и, кажется, учителей больше занимали всякие политические дела, чем уроки. Учителя то ли по указанию свыше, то ли по своей воле часто просили не участвовать в митингах, которые – маленькие, многолюдные – проходили в Москве чуть ли не каждый день. Ученики на переменах спорили о том, плохой Путин или хороший, агент ли американцев Навальный и про всякое такое.

Двадцатое января в школе прошло для Даши под знаком двух событий. Во-первых, еще до зарядки Осинский врубил в айпаде клип какого-то нерусского артиста. Тонким блеющим голосом тот пел:

Давайте вместе вспомним мы те годы,

Когда его не было – одни заботы,

Страна в кризисе, народ страдал,

И в это время бог его послал.

Заметили, когда он пришел во власть?

В начале века и тысячелетья.

Он – божий посланник, и он многое даст,

С приходом его во всем улучшенье.

Хорошая стратегия, заметили вы?

Нет никакого долга страны.

Нам доказал за свое президентство,

Выполняет обещанья, отвечает за слова.

Вэвэпэ спас страну,

Вэвэпэ, он защищает,

Вэвэпэ поднял Россию

И всё больше развивает.

– Вот это стёб! – захохотал Паша Сергеев. – Где это, на ютубе?

– С фига ли стеб! – Осинский изумился. – Нормальная песня, искренняя.

– Да ты послушай, блин. Стеб!

Из айпада как раз раздавалось:

Работал агентом год за годом,

Лучший спортсмен и сын народа,

Если сравнить, то он лучший в стране,

Всю ответственность он несет на себе.

Почти полкласса хохотало, а другие слушали внимательно и как бы впитывали в себя эти неуклюжие, но понятные фразы.

– Всё он правильно поет, – сказал Осинский.

– Для начала, это попса, – начал Никита, – причем самая примитивная.

– Таджикская эстрада…

– Ну и что? Зато в точку…

– Песня – фигня, – сказала Лиза, стабильная отличница и авторитет класса, – но, кроме Путина, президентом сейчас быть никто не может.

Никита хмыкнул:

– Почему это?

– А кто? Жириновский?

– Жириновский – клоун и хамло трамвайное.

– И остальные такие же. Или клоуны, или подстава, как Прохоров.