– Я хочу кончить в тебя… – хрипит Кир мне в ухо. – Можно?

Я знаю, что нельзя. Но «светлая голова» в этот момент отключается, и я страстно шепчу в ответ:

– Да, да, да…

Когда же Бойка принимается с громкими рыками кончать, взрываюсь от его финальных, ритмичных и пульсирующих толчков. С гортанными стонами рассыпаюсь на искрящиеся частички. Дыхание перекрывает, взгляд застилают слезы, и все внутри на долгое-долгое мгновение застывает. Вдохнуть и включиться обратно удается, лишь когда замирает Кир.

Первым приветствием заторможенному восприятию служит звездное небо. Судорожно втягивая кислород, гляжу на него, будто на нечто неизведанное.

Оживает и Бойка. Чувствую, как смотрит мне в лицо.

– Больше никогда не смей говорить, что не моя… Ты моя. Абсолютно.

Я ведь в него снова и снова…

© Варвара Любомирова

«Больше никогда не смей говорить, что не моя… Ты моя. Абсолютно», – слова Бойки на бесконечном повторе крутятся в моей голове все то время, что я выкраиваю, чтобы второй раз принять душ.

В тот момент промолчала. Не потому, что мне нечего сказать. Просто выразить, как именно это посягательство отзывается внутри меня, очень сложно. Снова все дрожит в груди. Новые обвалы эмоций приносят в душу сумятицу. Пора бы уже успокоиться. Сделать хотя бы небольшую передышку. Но с Киром это кажется нереальным. Невозможно расслабиться. Я будто непрерывно нахожусь на подзарядке и вот-вот взорвусь.

Чтобы не натягивать на чистое тело грязный халат, приходится все-таки надеть платье. Другой одежды у меня, к сожалению, нет. Не предусмотрела… Слишком торопилась, собираясь в клуб.

Ладно, неважно. Позже попрошу у Бойки какую-то одежду. Уверена, что в доме найдется что-то подходящее. Я ведь не слишком требовательна в подобных вопросах. Могу и в мужском трико щеголять. Больше беспокоит то, что приближается предполагаемая дата месячных. То есть теоретически это может случиться уже завтра. А у меня в сумке имеется всего одна аварийная прокладка.

Ок, и об этом я подумаю позже.

Хватит тянуть время. Понимаю ведь, из-за чего так долго вожусь и не иду к ждущему меня на кухне парню. Купаюсь в запоздалом стеснении. И вообще… Отчего-то именно сейчас критически усиливается душевное волнение.

Когда я все же силой воли выталкиваю себя на кухню, обнаруживаю Бойку у плиты. Он, очевидно, пришел в себя. Спокойно жарит на сковороде мясо. Хочу заметить, что куски слишком большие, но не решаюсь первой заговорить. А он на мое появление не реагирует.

Тишина затягивается.

Испытываю такое колоссальное напряжение, что в какой-то момент, кажется, попросту тресну и рассыплюсь на глиняные черепки.

– Помочь тебе? – выдавливаю из себя, нервно сцепляя за спиной пальцы.

– Просто сядь и подожди, – отвечает Кир, не оборачиваясь.

Выдвигаю один из высоких стульев. Одергиваю ставшее вдруг слишком коротким платье и неловко взбираюсь. Две секунды спустя принимаюсь неосознанно тарабанить по стеклянной поверхности стола.

Наблюдаю за неторопливыми движениями парня. Точнее, подвисаю на том, как сокращаются, напрягаются и раздуваются внушительные мышцы его все еще оголенного тела. Представляю, как бы он выглядел без брюк. Задница у него тоже зачетная. Приятно смотреть. Блин, да что там приятно… Мне снова становится жарко.

Бойка же… Он явно находится на подъеме. Насвистывает. Мелодия какая-то знакомая, но я никак не могу вспомнить, где ее слышала. Копаясь в памяти, неожиданно настолько зацикливаюсь, что не замечаю, как Кир выключает плиту и обрывает свист. Вздрагиваю, когда он разворачивается и резко дергает на себя мой стул.

Блокируя с двух сторон, впивается взглядом и тихо, но требовательно чеканит вопрос:

– Зачем ты это сделала? Какую, на хрен, игру мутишь?

Быстро врубаюсь, о чем он. Краснею и задыхаюсь.

– Ты обещал не расспрашивать, – укоризненным тоном напоминаю я.

– А ты обещала, что в этот раз все будет по-моему, – не остается в долгу Бойка.

Непрерывно смотрит мне в глаза. Нет, не просто смотрит... Врывается в душу и нагло копается там.

– После того, как ты пообещал не расспрашивать.

– Значит, снова будем меряться, у кого длиннее? Я здесь мужик, – заявляет неожиданно сурово. И внушительно подчеркивает: – Я.

– Ну и чудесно, – растерянно выпаливаю. – А я претендую, что ли?

– Постоянно, – уверенно гнет Кир. – Только вошла в дом, сразу свои порядки ввернуть попыталась. Та же херня и в академии. Я бы, может, и не трогал тебя, но ты ведь… Ты же, девочка, тонкий провокатор и хитрый манипулятор. Хочешь, чтобы только по-твоему было. А если не получается, грязно играешь.

– А ты нет? – я в таком шоке от его слов, что могу лишь нападать в ответ. – Ты не грязно играешь?

– Я не играю. Это ты понять и не можешь.

Молчу. Пытаюсь переварить. Какие-то чувства в его глазах неясным способом помогают – не инициализируясь, с удушающей силой обрушивают внутри меня сумасшедшую лавину эмоций.

– Так зачем ты это сделала? А? – повторяет Бойка тише. – Если сейчас сама пришла? М? На хрена протащила тогда через ебаный ад? – надвигаясь, упирается лбом в мою переносицу. Еще тише выдыхает: – Зачем?

– Трудно объяснить… – шепчу, прикрывая глаза. – Испугалась, ступила, обезумела… М-м-м… Хватит, – давлю ладонями в каменную грудь, чтобы оттолкнуть. – Пусти.

– Не пущу…

– Кир…

Чем отчаяннее я упираюсь, тем сильнее он напирает.

– Ты, блядь, не понимаешь, что я тогда чувствовал? Ты, блядь, не понимаешь?! – не повышает голос, но этот грубый, отрывистый и  хлесткий речитатив звучит громче крика.

Пробирает до дрожи.

– А ты? – снова позорно атакую в ответ. – Представляешь, что я чувствовала тогда на набережной? Когда ты выразил свое ко мне отношение! Представляешь?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Представляю! Думал об этом днем и ночью. Много дней и ночей!

– И?

– Мне жаль. Очень жаль.

Надо признать, я удивлена. Не потому, что он сожалеет, а потому что выдал это вот так просто. Но еще более меня шокирует, когда Бойка выдыхает четко и уверенно, словно клятву:

– Больше не повторится. Никогда.

– М-м-м… Хорошо… Еще момент. Не смей больше меня рисовать для игры!