Да, они были готовы к началу войны. Более того, они хотели ее начала, но когда война произошла, они напугались. Напугались, как малые дети, которые ожидали, что зажженный ими огонь будет тих и послушен, но внезапно налетевший ветер раздул пламя и погнал его на самих поджигателей.

Первые двое суток президент и его кабинет находились в подавленном состоянии. То, что русские перешли границу и стали атаковать финские войска не в одном, а сразу в трех местах и крупными силами, повергло их в страх и уныние.

Мало кто из членов правительственного кабинета за это время сумел сомкнуть веки и поспать более трех часов. Все в напряжении ждали известий с границы. Сразу возникло множество проблем и недочетов, связанных с подготовкой к предстоящей войне.

Оружия оказалось не так много, как того хотелось, подготовка новобранцев шла низкими темпами, да и настроение у солдат оставляло желать лучшего. Всё это в наслоении с внезапностью начала боевых действий сильно давило и угнетало президента и членов его кабинета. Всем казалось, что страшный русский медведь одним ударом прорвет карельские укрепления и двинет свои дикие орды и армады на беззащитную финскую столицу.

Когда завыли сирены воздушной тревоги и первые бомбы врага упали на Хельсинки, пагубное настроение только усилилось. И пусть вместо военных складов и прочих важных объектов русские разбомбили завод по производству лимонада и одну из городских бань, страх от смрадного запаха войны, что пахнул тебе прямо в лицо, только усилился.

Сразу заговорили, что вслед за бомбежками столицы русские могут высадить воздушный десант в пригороде Хельсинки.

– Вы только подумайте! Все войска на перешейке и на Ладоге, а в столице никого! Одни только полицейские! Стоит Сталину высадить с самолетов одну дивизию, и наша столица взята! – с негодованием говорили одни.

– Да что там дивизия, достаточно одного полка, чтобы взять нас голыми руками и подписать капитуляцию! – раздраженно вторили им другие.

– Маннергейм! Вот кто нас спасет от большевиков!! Маннергейм!!! – кричали третьи в этом визгливом хоре напуганных взрослых детей, и все были с ними согласны.

С первых дней войны почти все население страны видело в старом фельдмаршале своего спасителя.

– Маннергейм остановит русских, как это в свое время сделал Гинденбург. Ему следует вручить жезл главнокомандующего финской армией! – говорили на каждом углу столицы и Финляндии.

Откажись старый полководец брать бразды правления войсками в свои руки, вспомнив все прежние обиды, полученные им от правящего кабинета, и дух финского воинства сразу же упал бы до нулевой отметки, а ход войны, возможно, пошел по-иному. Однако Маннергейм не скатился до мелочного сведения старых счетов. Сделав над собой усилие, он пошел навстречу воле народа и согласился встать во главе армии.

Именно Маннергейм и тот бардак и неразбериха, что творилась в соединениях РККА, позволили финнам пережить трудности первых дней войны.

Иностранные утешители и воздыхатели появились перед президентом страны только на третий день начала войны и с ходу стали петь оды стойкости финнов и мудрости господина президента, сделавшего первым шаг навстречу Маннергейму.

– Проницательность вашего ума, господин Каллио, видна во всех ваших действиях. Какая проникновенная речь к своему народу о начале войны. Скажу честно, не каждый из ныне действующих правителей Европы был бы способен так четко и емко довести свой посыл до сознания людей. Многие наши политические деятели назвали вашу речь блистательной! – упоенно ворковал французский посланник.

– Да, речь достойного правителя. Тут не прибавить, не убавить, она достойна не только появиться на первых страницах «Таймс», но и быть отлита в граните благодарным финским народом, – расточал свое скупое островное обаяние британец. Как истинный островитянин, он в глубине души откровенно презирал этого самодовольного финна, но был вынужден ему улыбаться. Ведь кто-то должен был стать «пушечным мясом» в этой войне в угоду священным интересам Британии.

– Как замечательно вы себя повели, сделав решительный шаг по сближению с маршалом Маннергеймом. Только грамотный и мудрый политик, смотрящий далеко вперед, мог совершить подобный демарш, – ловко закачивал в уши Каллио откровенную лесть француз.

– Что и говорить, назначение Маннергейма на должность главнокомандующего очень важный шаг. Только ему под силу остановить орды большевиков, вторгшихся в священные пределы Финляндии, – энергично повышал самооценку своего финского собеседника британец.

От этих слов господин президент таял, как эскимо в лучах жаркого летнего солнца. Конечно, ему было гораздо приятнее и спокойнее узнать, что Англия и Франция объявляют войну Сталину, но, к сожалению, так этого и не услышал.

У ведущих стран Европы подобной договоренности с Финляндией не было, и значит, рассчитывать на столь важный шаг она была не вправе. Да, прежние тайные соглашения остались в силе, джентльмены держат свое слово, но только не надо их торопить. Всему свое время.

Так или примерно в подобном ключе шел разговор между Каллио и его европейскими союзниками в этот вечер. Просидев в кабинете президента около часа, они ушли, оставив хозяину твердую уверенность в том, что Запад ему поможет.

Появление во главе армии Маннергейма и трудности красных на Карельском перешейке приободрили финских генералов и заставили верить в то, что все будет хорошо. Также их приободрили данные разведки, говорящие, что общая численность советских войск, брошенных против Финляндии, не достигает соотношения 3:1, что необходимо для того, чтобы наступающая армия одержала победу над держащим оборону противником. Общее соотношение, по мнению финских штабных специалистов, составляло 1:1,5, а против войск обороняющих Выборг вообще 1:1. Все это отгоняло прочь прилипчивые страхи грядущего поражения и пробуждали грезы о победной весне.

Главное продержаться до весны, а там союзники нам помогут, убеждали себя генералы и политики.

Военные успехи финнов к середине декабря стали поводом для нового визита союзников к господину президенту. Вооружившись газетами, на первых полосах которых красовались фотографии с подбитыми советскими танками, они буквально засыпали Каллио поздравлениями по поводу оглушительных успехов финского оружия.

– И вот эти дикари намеревались прорвать ваши мощные укрепления и поставить на колени свободолюбивый народ Суоми?! – удивленно восклицал француз, тыча пальцем в фотографию с застывшими среди снегов танками.

– Эти большевицкие орды только способны добивать ослабленные и разбитые другим врагом государства по типу Польши. На борьбу с сильной и хорошо вооруженной армией, такой, как финская армия, они просто не способны по определению, – выносил свой безапелляционный вердикт британец, указывая на снимок с изображением убитых финскими пулеметчиками красноармейцев.

– А вот и наш вклад в наше святое дело борьбы с коммунистической заразой, – важно вещал француз, так, словно намеревался вынуть из кармана жилета если уж не целую дивизию французских солдат, то наверняка самолет или танк последней модели. – Правительство наших стран добилось признания Советской России агрессором, что грозит ей всемирным осуждением.