В Нормандии не существует никакого документа, который удостоверял бы факт использования скандинавского после 940-х гг., но весьма вероятно, что некоторые социальные группы сохранили его до XI в. — настолько их специальные вокабуляры были полны скандинавскими заимствованиями — например, рыбаки и мореходы. Из Нормандии значительная часть этих слов перешла в общефранцузский, например, babord, «левый борт»; tribord, «правый борт»; quille, «киль»; cingler (в смысле «плыть под парусом»), etrave, «форштевень»; Havre, «гавань»; varech, «фукус» (первоначально «обломок судна, потерпевшего кораблекрушение»); marsouin, «морская свинья»; другие остались диА алектными, например, ha, «акула», orphie, «линь»; grune, «нижняя часть трюма», mielle, «дюна». Другая группа скандинавских или англо-скандинавских заимствований связана с землей, они остаются чисто диалектными (например, acre, «земельная мера»; delle «участок земли»; hogue, «холм»; londe, «перелесок»; vindinc, «место разворота плуга»). Наконец, необходимо указать на наименования некоторых, по большей части устаревших, институтов (патр, «заклад»; gaives, «бесхозные [вещи]»). В общем словаре было мало заимствований, что мы объясняем незначительным количеством женщин в первых поколениях иммигрантов.

Датские княжества во Фрисландии и Фландрии не оставили лингвистических следов, за исключением нескольких географических названий (в числе которых, безусловно, Брюгге, древнесканд. bryggja, «место высадки»), но родство языков делает поиски заимствований затруднительными. Вдоль водных маршрутов во внутренней Галлии мы не встречаем достойных доверия следов скандинавских поселений (Традиция гласит, хотя никогда не представляет достаточно убедительных доказательств, что остепенившиеся викинги повсеместно стали родоначальниками владетельных родов, особенно в Бургундии (семейства де Руси, де Виньори, де ла Ферте-сюр-Об). Это, в лучшем случае, частные истории, так и оставшиеся единичными случаями. Как это блестяще показано в кн.: Stender Petersen, Varangica (352; 151–164)).

Вдоль «восточного пути» на скандинавском, должно быть, всегда говорили только профессиональные меньшинства воинов или торговцев. Можно выявить несколько напоминаний об их жаргоне, состоявшем из различных заимствований и слов, изменивших свой первоначальный смысл, — настоящий язык искателей приключений. Эти группы исчезли (в Византии) или растворились в дружественной окружающей среде (в Новгороде и Киеве) в течение XI века. Они оставили лишь самое незначительное лингвистическое наследство, а именно, некоторые коммерческие термины, если не считать небольшой группы личных имен, введенных в употребление династией Рюриковичей.

В том, что принесли с собой викинги, которые слишком часто расцениваются как обычные пираты, необходимо выделить юридическую составляющую. Повсюду, где они поселялись, их гражданские законы, юридические или политические институты оставили некоторый след, иногда обладающий уникальной живучестью. В наиболее четкой форме они утвердились на шотландских архипелагах: норвежцы принесли туда почти всю свою юридическую систему, особенно земельное право (право одаля, неотчуждаемой семейной собственности) и свои народные собрания (тинги). На Оркнейских и Шетландских островах корпус норвежских законов явным образом применялся при составлении закладных договоров; он был отменен только в 1611 г. королевским советом Шотландии, но некоторые морские правовые обычаи применяются еще и сегодня. Народные судебные собрания (lawtings) полностью исчезли только в XVIII веке. Земельное право удаля до сих пор применяется кое-где на Шетландских островах.

На Гебридах шотландское право было введено в 1266 г. договором об их передаче Шотландии. На Мэне устное норвежское право сохранялось в течение всех средних веков; территориальные округа (sheadings) продолжали опираться на норвежское морское ополчение и, хотя одаль вышел из употребления, собрание Тюнвальда (на древнескандинавском — «равнина собрания»), или Дом ключей всегда действовал как парламент острова. Нам немногое известно о проявлениях скандинавского права в Ирландии; Дублин имел ежегодный mum, который собирался в Рождество.

«Область датского права» придерживалась «датского права», на что и указывает ее название, и в ее основных городах имелись «люди закона» (lawmen) скандинавского типа, но кроме этого мы мало что знаем. Даже законодательство Кнута Великого является полностью английским, и следы законодательных собраний сохранила только топонимия. Право одаля на этой силой завоеванной земле не применялось. Королевская гвардия (houscarles), должно быть, соблюдала свои датские обычаи, но она вскоре перестала существовать. Скандинавское право оставило по себе лишь несколько единичных терминов.

В Нормандию ни одаль, ни тинги так и не проникли, но мы располагаем мимолетными следами законодательства скандинавского происхождения, которое регулировало жизнь герцогского семейства, общественный порядок и определенные аспекты мореплавания. Большая часть этих следов очень быстро стерлась, некоторые в результате повсеместного принятия христианской морали (как, например, брак типа «more danico» (на датский манер), разновидность легального конкубината80), другие в ходе массированного внедрения феодальных институтов. По истечении XI в. сохранилось лишь несколько довольно безжизненных юридических обозначений. Наконец, в России заслуги скандинавского права представляются практически отсутствующими. Значительный правовой вклад викингов составляет контраст с блеклостью их религиозного влияния. И дело не в том, что они стыдились своей религии. В течение первого века завоеваний мы почти везде находим подчеркнутые проявления языческого высокомерия, например, когда жена Тургейса (Thorgestr), незадачливого завоевателя Ирландии, выбрала алтарь аббатства в Клонмакнойсе, чтобы пророчествовать там на манер ясновидцев (волюр) своей родины. Но эту религию, столь привязанную к земле и семье, экспортировать можно было только тогда, когда разом эмигрировала целая социальная группа, как это происходило, например, в Исландии. Эта религия пустила корни только там, где скандинавы находились в одиночестве. В контакте с местным христианским населением разные, скорее, утилитарные, чем духовные соображения быстро приводили к обращению скандинавов в христианство. Далеко не один викинг принял крещение, хотя бы и одно погружение, prima signatio, без конфирмации, ради пущего преуспеяния в заморских странах. Кое-кто, будучи привлечен некоторыми проявлениями христианского благочестия, даже при случае вверял себя в руки такого святого, как некогда божества из своего пантеона. Чудеса св. Кутберта или св. Бертана также превратили нескольких пиратов в посредственных христиан. Они были из числа тех, кого изобличал архиепископ Реймса перед папой Иоанном X: «Они были крещены и крестились опять, и после своего крещения жили среди язычников, убивая христиан, избивая священников, принося их в жертву идолам». Только тех, кто окончательно осел в христианских странах, можно было обратить по- настоящему. Из-за множества смешанных браков язычество редко переходило рубеж двух поколений поселенцев: сын Роллона, вероятно, от кельтской матери, был образцом благочестия. Впрочем, он опередил своих соотечественников, так как большинство новообращенных из викингов были далеки от того, чтобы стать примерными христианами. Итак, за морем скандинавы стали христианами гораздо раньше, чем на родине. Норвежские короли Ирландии с конца IX в. заключали политические или брачные союзы со своими кельтскими собратьями; их часто скрепляло крещение. Короли Дублина Сигтрюг и Олаф Куаран умерли христианами в 926 и 980 годах. Однако язычники продолжали упорствовать до тысячного года. В датской Англии обращение было еще более стремительным; второй король Йорка, Гутред (880–895 гг.) крестился и мало-помалу нашел общий язык со своим английским архиепископом Вульфхером. Правда, в 919 г. имела место языческая реакция, однако к 965 г., когда англичане принялись отвоевывать Йорк, масса поселенцев, определенно, уже была полностью христианской. В 943 г. архиепископ Вульфстан без колебаний отправился вместе с норвежским королем Олафом Сигтрюгссоном в поход против английского короля Эдмунда. Скандинавы из «Области датского права» нашли с белым духовенством вполне приемлемый общий язык.