Бой подходил к концу, оставшиеся варколаки сгруппировались вокруг шатра в центре лагеря и старались не подпустить к нему воинов.

«Почему же змей не взлетает? – мелькнула у Аники шальная мысль – полог так и оставался недвижим. – Надеюсь, Илья с другими богатырями не промажут».

Взгляд Аники упал на лежащих рядом поверженных варколаков и вурдалаков. Называлась нечисть похоже, но варколаки были обычными ожившими мертвецами, силой не превосходившими обычных людей, а умом уступающими им стократно. Вурдалаки же, или упыри, если по-простому, силой обладали в половину богатырской и противниками были крайне опасными, умными и быстрыми.

Войска все ближе подбирались к шатру со змеем. Аника тоже кинулся туда, рубя варколаков и пытаясь первым добраться до зловещей палатки. Снеся голову очередному варколаку, Аника ухватился за край ткани и со всей своей богатырской силы сдернул покров.

Черная фигура могучего человека с оружием и в доспехах была видна нечетко, как будто в мареве. Вокруг фигуры стояли сотни воинов с собачьими головами. Неожиданно все они, кроме центральной фигуры в черной броне, повернулись и посмотрели на шамана.

– Великий батыр, – пролаяли они, – великий батыр грядет!

Собачьи глаза смотрели прямо на него, проникая в самую душу. Шаман не знал, куда деться от этого взгляда – вокруг не было никакого укрытия, некуда было спрятаться. Фигуры с собачьими головами просто стояли и смотрели, пока наконец черная фигура в центре не повернулась к нему. Она стала стремительно расти в размерах и наконец закрыла собой все небо.

– Шараган! – Голос черного гиганта был подобен раскату грома. – Возвести о моем приходе, шаман Шараган, будь моим голосом!

Шараган вскочил с охапки соломы, служившей ему постелью. Он бешено вдыхал воздух, ловя каждый глоток, по телу струился холодный пот.

– Опять этот сон, – проворчала проснувшаяся жена, – спи давай, сны – это просто сны.

– Это не просто сон, – не согласился с женой шаман, – это виде́ние.

– Видение или сон – все равно не взаправду, – проворчала жена, засыпая. Но к Шарагану сон больше не шел. Он поворочался немного, тщетно пытаясь заснуть, но, поняв, что это бесполезно, начал думать о том, что ему делать. О грядущем появлении великого батыра он уже возвещал не раз, и слушали его охотно, особенно молодые степняки, выросшие на рассказах о героях Тугаринова набега. Великая степь Картауса была великой только по названию: слава, доблесть, воинское мастерство – все эти понятия стерлись под натиском награбленных богатств. Нынешние вожди затевали только внутриплеменные свары, пытаясь отнять что-нибудь у соседей и не помышляя больше о настоящих набегах. Да и зачем идти в набег, если добычи, взятой славными предками, осталось еще много… Картаус умело стравливал между собой вождей и темников, а сам держался в стороне, как некий сторонний судья этих свар. Именно ему достались основные богатства, на которые он и покупал верность вождей и племен. Самые горячие и нетерпеливые воины ушли с Бердибеком, да только поход тот оказался неудачным. Что и говорить, не был Бердибек ни лидером, ни настоящим вождем, он был только сыном Картауса. Это обеспечило молодым одобрение великого хана на набег, но не более того.

Все понимали: для настоящего набега, для настоящего дела нужен батыр или настоящий хан, что поведет за собой степные орды, – такой вождь, каким был Тугарин, а не такой, как Картаус. Тугарин, не будучи даже батыром, сумел сплотить всю степь, действуя где жестокостью, а где уговорами. Под его ударами падали все окрестные державы, никто не мог устоять против яростного натиска воинства степняков. Далекие люди с востока полагались на свои высокие стены, но Тугарин нашел предателя и прошел сквозь стену. Шамаханское царство верило в защиту пустыни, но степняки прошли и пустыню. Русь, по обыкновению, выставила своих богатырей, но и они ничего не смогли сделать против лавины кочевников. Все богатства окрестных государств, собираемые в них веками, оседали в степных племенах. Дух захватывало от стремительного взлета Великой степи – а ведь еще совсем недавно все соседи лишь презрительно морщились при взгляде на легкую степную конницу. И где теперь то войско, где тот дух, что сокрушал стены и повергал богатырей? Все заменила звонкая монета. Степняки могли купить все, что пожелали, и отвыкли брать, как встарь, по праву сильного. Кого-то это устраивало: поход – дело непростое, надо терпеть лишения, в походах многие погибали, становились калеками, теряли родичей и близких людей. А теперь за все то же самое можно заплатить монетами, и монет этих – в избытке. О том, что накопленные богатства не бесконечны, никто не думал; о том, что новые добывают силой и кровью, – тоже. Вроде и воинов в степи много, а силы уж давно нет – и Картаус не смог бы сейчас собрать войско даже в треть того, что было у Тугарина.

Шараган с грустью размышлял о своем племени. Практически все добытое уже давно кончилось, и племя влачило жалкое существование. В одиночку в набег не пойдешь, а больше трех сотен воинов племени было не собрать – такую силу даже порубежная стража разобьет. Молодежь страдала, не находя себе места и применения: шутка ли, в почете стали торговцы и даже пастухи, а не воины. У торговцев были монеты, у воинов – ничего, кроме дедовского оружия, гонора да семейных коней. Весть о скором появлении батыра была степью принята с плохо скрываемым ожиданием: одни надеялись на возвращение былой славы, другие ожидали богатой добычи, взятой в стремительных и яростных походах. Шараган это приветствовал: сытое спокойствие, что предлагал Картаус, его не устраивало, он понимал, что будущего у них при таком подходе нет. Если ты становишься богатым и не воинственным – жди одного: придут к тебе скоро голодные, злые и яростные, готовые убивать и разрушать ради одной цели – забрать все, что у тебя есть. Или же сытый и довольный сосед придет к тебе войной, даже не добычи военной ради, а чтобы сокрушить тебя как возможную угрозу. Как ни смотри, а этим покупным спокойствием Картаус крадет у детей и внуков их будущее. Надо будет к вождю сходить поговорить еще раз – как ни смотри, а именно им двоим доверено о благе племени думать да о будущем его.

Далеко идти, однако, не пришлось: вождь сам с утра пришел к нему в шатер. Не здороваясь, он сел и поворошил палкой огонь. Жена тут же вышла наружу, она у шамана была толковая и отлично понимала, когда мужчинам надо поговорить без женского общества.

– Скажи, шаман, – начал вождь без лишних разговоров, – батыр этот, он на самом деле придет?

Вождя племени, по имени Джучи, Шараган знал с детства: всегда они дружны были и, даже став важными людьми в племени, окончательно дружбы своей не утратили. Между вождем и верховным шаманом было много противоречий, а вот между Джучи и Шараганом была только старая дружба. Такое редко бывает, однако случается.

– Пророчества никогда не врут, – ответил шаман осторожно.

Вождь отмахнулся.

– Пророчество – штука ненадежная, а вот ты мне скажи, шаман: если я песью голову вместо шапки надену, кто быстрей до меня доберется – Картаус наш любимый или батыр этот пророческий?