В этот день просителей было не так много. Жрецы Перуна опять просили выделить им часть из прибылей государства. Владимир привычно отказал, но обещал пожертвовать определенную сумму после войны – конечно же.

Кузнец Ерема пришел от всех кузнецов Киева: войско ушло, и доходы кузниц резко упали, никому не надо было чинить кольчуги и точить мечи. Этот вопрос был серьезней, Владимир пообещал заказать большую партию оружия и доспехов, пусть будут впрок – запас карман не тянет, а допускать разорения кузниц нельзя. Случись чего – новые поставить быстро можно, а вот кузнецов обучить – это дело долгое.

Василиса Премудрая прислала брату очередное молодильное яблоко в дар, это был их тайный знак, что все договоренности по отречению в силе. Владимир от души поблагодарил посланника и попросил передать сестре пожелания долгих лет и поскорее выйти замуж. Посланник посмеялся: он конечно же не знал, что это тоже были тайные слова, означающие «уже скоро».

Заезжий купец из Еуроп дальних интересовался русскими банями. Оказалось, в Еуропах мыться было не принято, а грязь должна была отслаиваться с кожи сама, по прошествии определенного времени. Владимир махнул рукой – изучайте, перенимайте, нам не жалко.

Растеряха попытался выдать веселый куплет про обитателей этих самых Еуроп, но князь его шутку не одобрил.

– Про удары орденской тяжелой конницы слыхал? – спросил его Владимир, внимательно глядя на шута. – Чувствую, еще намучаемся с ними.

– Еуропы далеко, а только если бы не они, так Белое королевство нам давно бы в спину ударило, – поспорил с ним Растеряха.

– Твоя правда, – согласился Владимир, – а все равно не нравятся они мне. Пока у них в орденах рыцарей этих лишь сотни да между собой враждуют – это еще ладно, а если вместе соберутся да на нас двинут?

– Черниговская конница им не уступит.

– Может быть, может быть… – не стал углублять тему Владимир, но при мнении своем остался.

Следующим был посол Великой степи, от хана Картауса. До хана тоже дошли слухи об уничтожении тьмы Бердибека, и ему хотелось услышать пояснения князя к этим событиям. Владимир попросил посла подождать до тех пор, пока не будет ясно, что же произошло, потому как слухи бывают недостоверными.

Это был последний серьезный проситель на сегодня, остались только мелкие купцы со своими вечными торговыми спорами – кто виноват да кто кому сколько должен. Просидел с ними князь до самого вечера, а все же постарался каждое дело рассудить по совести.

Все в государстве текло своим чередом, никто еще даже не знал, как скоро имя князя… нет, уже не князя, а царя Владимира будет греметь по всем окрестным землям.

Когда державу делили между детьми Финиста, земли назвали царствами, а вот правили ими князья. Князем был сам Владимир, княгинями были обе Василисы. Стало понятно, что царем может быть только тот, кто правит всеми русскими землями, а не одним осколком некогда великого царства. Однако сына своего Владимир повелел именовать царевичем, а не княжичем, и это была первая заявка на право собрать под свою руку все земли русские. Василисы да их бояре с князьями тогда бучу большую подняли, да только ни с чем остались, а Владимир начал силу копить. Думал, что под сына своего державу объединит, да Кощей ускорил события. Впрочем, так, возможно, даже и лучше выходит: все же как спасители вошли к младшей Василисе. С ней трудней всего будет, это Владимир знал. Еще и как ее богатыри посмотрели бы, напади они впрямую, – слово одного только Микулы много значит, его разве что словом Святогора перебить можно.

Святогор из своих гор не вылезал уже давно, сказал: «Будет время – приду и спасу землю Русскую». От набега Тугарина, правда, не спас, Тугарин отлично знал, кто самый сильный богатырь на Руси, и сразу на Святогора свой кешик бросил, отборных воинов. Почитай, весь кешик в горах святых и полег, а только умудрились они изранить Святогора. Слег тот с ранами тяжелыми и остальные войска Тугарина уже не мог беспокоить. Говорят, до сих пор не оправился до конца от тех ран – степняки ядом оружие мазали.

Одну Василису отстранить, другая сама готова уйти – и все это уже вот-вот произойдет. Владимир мечтательно потянулся.

– Давай, Колываша, будь другом, подсоби и отнеси меня назад в спальню.

Колыван привычно поднял на руки князя и понес его.

– Ты уж прости меня, друг старый, что на битву тебя не пустил, – говорил ему Владимир, пока богатырь нес его в спальню, – а только нужен ты мне, куда же я без тебя-то?

Колыван спокойно ответил, что приказ есть приказ, надо – пойдет, не надо – останется, не его дело интриги думать да заговоры плести, его дело – верно законному правителю служить.

– А где стража у дверей? – Колыван вдруг остановился.

Владимир тоже озабоченно посмотрел в проем: обычно возле двери стояли двое стражников, а сейчас никого не было. Колыван аккуратно посадил Владимира на скамью и вытащил из ножен меч, а из-за спины – щит.

– Может, отлучились куда? – с надеждой произнес Владимир, сторожко оглядываясь.

– Нет, – коротко ответил Колыван, внимательно глядя по сторонам. Стражу для Владимира он отбирал сам, брал только самых лучших, самых толковых, такие никогда не отлучились бы. Даже если бы их мать умирала рядом и спасти ее можно было бы, сделав один шаг, – ни один из них этого шага не сделал бы. За каждого своего человека Колыван готов был головой поручиться. Значит, произошло что-то нехорошее.

– Стража!

Колыван закрыл своей широкой спиной Владимира и замер, ожидая удара с любой стороны. Искать злоумышленников да пропавших стражников можно и позже, сейчас главное – князя защитить. Внизу загрохотали сапоги, стражники спешили на зов богатыря.

Наконец из тени вышла фигура: злоумышленник понял, что ему не удастся отвлечь Колывана и тайком подобраться к князю. Колыван метнулся к фигуре, молниеносно нанося удар. Те, кто видел Колывана впервые, начинали считать, что тот сильный, но неповоротливый: фигура у богатыря была массивная – огромные мускулистые руки, толстая шея, широкие плечи. Казалось, что вширь богатырь такой же, как и в высоту, – все в нем производило впечатление массивности, но только до того момента, как Колыван начинал двигаться. Движения его были быстры, как у соболя, а реакция молниеносна, меч бил точно в грудь злоумышленнику, но тот махнул своим мечом в ответ, и удар не достиг цели. Колыван удивленно посмотрел на обрубок меча у себя в руке: это была лучшая сталь и прекрасный клинок, но перерубивший его меч врага переливался всеми цветами радуги…

«Кладенец!» – мелькнуло в голове у Колывана; он отскочил к князю и отбросил ставший бесполезным обрубок меча, шум приближающейся стражи был все ближе, надо было продержаться до их прихода, однако злодей это тоже понимал. Он метнулся к Владимиру и попытался рубануть того мечом, но Колыван конечно же успел и подставил щит под этот удар. Меч прошел сквозь щит легко, как сквозь масло, и богатырь увидел, как его рука с обрубком щита падает на пол. Времени на размышления не было, и Колыван сделал единственное, что ему оставалось: он кинулся на врага и сдавил того оставшейся рукой, прижал к своему телу и сжал что есть силы. Кости врага хрустнули, и Колыван вместе с незнакомцем рухнул на пол.