— Зачем ты это помнишь?

— Наверное потому, что тогда я разочаровалась в отце. Мне было-то сколько? Я умирала от стыда! Не выдержала, нажаловалась директору, дошло до родителей, и знаешь, что папа сказал мне? Что нужно было обратить все в шутку! Не обострять! Надо радоваться вниманию и развивать самоиронию! Ага, самой себе пакет на голову надеть и посмеяться хором, вот тогда меня полюбят, вот тогда меня примут в коллектив! Он извинился за меня перед родителями тех пацанов, потому что его дочь — ябеда. А я хотела другого. Чтобы он заткнул им рты.

— Рита, это был не я.

— И сегодня тоже не ты.

Сегодня была драка, а тогда — просто избиение. Ничего мы им не сломали, не смертельно, но обделались пацаны знатно. Причем во всех смыслах. Мне хотелось крови, в паспорте было почти восемнадцать, и просто разрывало от постоянных, ежедневных вспышек гнева, гормональная буря внутри требовала выхода. А тут повод: Катька напела, что Ожешко скорее всего будет в другую школу переводиться, раздула конфликт из-за ерунды. Ее теперь не любят еще больше.

Я отдергиваю шторку, выбираюсь из ванны как есть — мокрый, не думая о полотенце и луже под ногами, и целую Риту. Что там на ней надето? Да пофиг, с силой прижимаю к груди, она ойкает, но не спешит отстраняться. Приучил уже к себе, при моем приближении сама загорается, льнет, руками по спине водит, царапает ноготками, как я люблю. Моя хорошая, уже раскрепощенная, доверяющая. Глаза закрывает, послушно отдаваясь, когда не то целую, не то трахаю ее рот глубоким поцелуем. Четвертую, если кто-то обидит. Опыт у меня имеется, бывало, получал неофициальные приказы — «наказать» перед смертью, было за что, винтовка не подвела ни разу.

Ее грудь мягкая и приятная на ощупь с изумительными розовыми, острыми сосками. Мне абсолютно все равно, природа наградила красотой эту девушку или хирург в больнице постарался — она такая, какая есть, и другой мне не нужно. Ее грудь крайне чувствительная, Риту приходится крепко держать, когда обвожу языком ореолы, облизываю и жадно втягиваю в рот напряженные соски по очереди. Когда сминаю ладонями, наслаждаясь происходящим и ее реакцией. А ниже — роскошные бедра. Этот прогиб в спине, говорящий о доступности — вот она попка, гладь, тискай. Можно. Перед глазами темнеет от желания. Похоть густая, увязаю в ней мгновенно, знаю, что так будет, и все равно ныряю с головой.

Мы как-то быстро ее раздеваем, рывками, резкими движениями. Мне надоело болтать, мне надоело, что она грустная.

Я жадно хватаю ее везде, соображаю через пелену дурмана: не надо было ей приезжать. Наверное. Целуясь, мы бредем в спальню, то и дело останавливаясь по углам, где я вжимаю ее то в одну стену, то в другую. Выгибается, охотно подставляя себя и демонстрируя прелести. Зацеловываю, пока она сжимает мой член. И дышим. Она стонет сладко и громко, слушай это, Леха, и держи себя в руках, ага.

Наши руки аж дрожат от наслаждения. Трогаю. Просто развернуть ее и взять сзади, так быстро и просто. В любой момент, в любой части квартиры. Доступно и легко, как я и люблю. Так будет много раз, постоянно, — обещаю себе мысленно. Потом. Не во второй раз, конечно. Не после обморока. Сейчас мне нужны ее глаза. Смотреть в них неотрывно.

Связался с девочкой — зубы сожми и терпи.

И тем не менее… не оторвать от нее. Запах кожи у нее особенный, что ли, просто трогать и облизывать — уже кайфово.

Рита обнимает меня ножками, мы так долго и жадно целуемся, что она начинает задыхаться. Присаживаюсь на край кровати, она по-прежнему обнимает меня руками и ногами, сидит на коленях и инстинктивно двигается. Я держу ее подбородок, направляя голову, целую-целую-целую. Этим вечером уже больше, чем за всю свою жизнь до нее. Она же берет мои пальцы и облизывает, касаясь при этом своими напряженными моего лица.

— Я не хочу, чтобы ты из-за меня дрался, — шепчет мне, целуя ладони, костяшки пальцев.

В ответ усмехаюсь, она тоже улыбается. Щеки раскрасневшиеся, губы припухшие, в глазах — блеск, — красивая, как небо. Я сажусь удобнее и касаюсь нежных складочек. В этом, кстати, что-то есть. Что только моя, всегда. С тех самых пор, когда только зарождается влечение к противоположному полу, — она тянулась ко мне. В данный момент мне почему-то льстит эта преданность.

— Почему же это так приятно? — шепчет она, закрывая глаза.

— Иди сюда, малышка, — подхватываю ее под бедра и тяну к себе, — тебе будет хорошо.

— Эй, я думала, ты таким не занимаешься.

— Каким же?

— Я думала, тебе не нравится… целовать там.

— Кому не нравится целовать «там», те «там» сосут. Кажется, в этом плане мы друг друга нашли.

— Ай! — она не успевает пикнуть, как я притягиваю ее к себе. Изумительная во всех отношениях. И стонет так громко, сладко, даже жалобно. Хватается за борт кровати, держится. Не убегает, когда обхватываю губами, когда вожу языком, а следом посасываю кожу и ускоряю движения. Совершенно не стесняется, да тут и нечего. Мне хочется, чтобы интимные ласки у нее ассоциировались только с наслаждением, это ведь правильно. Я терзаю ее нежную кожу, позволяя ей почувствовать себя уверенно, расслабляйся, малышка, я бываю не злым и не страшным. Тебе-то точно бояться нечего. У самого голову сносит от кайфа, я всегда буду уделять тебе и твоему телу много времени, я ведь… сам дурею, главное — пускай почаще, не отказывай. Отказы убивают просто.

Ее удовольствие слишком очевидно, становится трудновато продолжать, поэтому я укладываю девушку на спину и тут же раздвигаю ножки, я помогаю ей пальцами, теперь можно во всю длину и резко, трогать ее там, хотя бы так. Для начала. Звуки, запахи — все вместе бьет по мозгам, столько способов доставить друг другу наслаждение, я возьму ее каждым из них много раз, постепенно. Она дергается, и кладу ладонь на живот, она вцепляется в мои волосы, она снова кончает от моего рта и пальцев — чувственно и красиво, долго пульсирует внутри. Мне хочется приучить ее к себе, чтобы когда даже меня нет, то представляла себе вот это.

Поспешно вытираю рот простыней и тянусь к ней, обнимает за шею крепко-крепко, в кураже трется об меня.

— Ты будешь кончать от моего члена, — говорю ей хрипло, немного резковато, она кивает, утыкаясь в мою шею, ее потряхивает от недавнего взрыва. — Много-много раз, в каждой позе, — она закидывает на меня ножку, и я с удовольствием глажу ее нижние губы, ее тугую дырочку между бедер. — Будешь со мной, — она кивает, — как я попрошу, — кивает, — по-разному, главное — дождись меня. Тебе очень понравится.

— Лешенька, конечно буду, — шепчет на ухо, меня аж лихорадит от звука ее голоса и уменьшительно-ласкательного варианта имени, — ты ведь правда вернешься? Все будет хорошо? Я ужасно себя чувствую от одной мысли, что ты уедешь.

— Я же ненадолго.

Шея, плечи, ключицы, красивая грудь, податливое распаленное тело. С некоторыми женщинами потрахаешься и через минуту забываешь, а эту — никак, а от одной перспективы потряхивает.

Натягиваю презерватив, пытаюсь осторожно войти в нее, может, надо настоять, но мне все еще не по себе из-за обморока, и я медлю, растягиваю, делая еще хуже. Опять же, еще пьяный, боюсь пропустить знаки и специально торможу себя. Она только больше зажимается.