Антуан Мешо прервал свою речь, пока девочки собирали тарелки и ставили на стол толстую доску для мяса, на которой были разложены порции кроличьего рагу[137]. Воспользовавшись паузой, Антуан Мешо наполнил стаканы вином.

Слово «палач» в применении к кровавому убийце задело Ардуина. За исключением вовсе уж особых случаев дети не подвергались пытке по решению суда. С другой стороны, он ведь тоже лишал жизни приговоренных. Вдруг преувеличенное внимание Бланш показалось ему невыносимым. Он сердился на нее за это и думал, что если женщина хотя бы догадывалась о его занятии, она бы его тотчас же оттолкнула с презрением и не стала бы разглядывать с таким интересом, как сейчас, с самого момента его прибытия. К тому же цель его посещения вовсе не была надуманной. Честно говоря, погребальную церемонию по нему самому справили, еще когда он только появился на свет. Как только Ардуин издал первый в жизни крик и, открыв глаза, увидел мир, он уже был прокаженным, мертвым для всех прочих людей. Он боролся против охватывающей его злобы, ругая себя, но что толку? Впрочем, в подобных мыслях для него не было ничего особенного или неожиданного… Фраза, произнесенная доктором сразу, как только маленькие служанки удалились, вернула его к действительности.

– Очень жестокий способ.

– Это как?

Бланш сделала первый глоток и заметила:

– Не правда ли, Берта немного перестаралась с виноградным соком?[138]

– Нет, что вы, блюдо просто восхитительно! – возразил мессир Правосудие, не глядя на женщину. – Вы говорите, очень жестокий способ? – переспросил он доктора.

– Так и есть. Двенадцать детей были похищены, их удерживали в неволе, а затем убили. При этом никто ничего не видел и не слышал, в то время как все уже давно пребывают в тревоге и вряд ли что-то может остаться незамеченным.

– В самом деле?

– Хм… мессир Венель, все это, разумеется, должно остаться между нами.

– Клянусь своей душой и честью!

– Хорошо. Итак, мессир бальи получил великое множество доносов – конечно, анонимных и, скорее всего, нацарапанных рукой уличного писца. Большинство были проверены. За исключением тех, что носили уж вовсе резкий характер, они были полны дикой ненависти или откровенного безумия. Ни в одном из этих посланий не нашлось никаких полезных сведений. И вот что меня поражает. Ножан-ле-Ротру не является настолько большим или перенаселенным городом, чтобы этот безбожный убийца мог оставаться совершенно незамеченным. Особенно – совершив двенадцать настолько омерзительных убийств.

– Вы считаете, что это какой-то приезжий? – подытожил Ардуин.

– Сомневаюсь, именно по вышеизложенным причинам. Приезжий сразу оказывается на виду, особенно если его замечают достаточно часто.

– А что вы скажете о жителе Ножана, живущем неподалеку от города и утаскивающем несчастную добычу к себе в логово?

Антуан Мешо начал жевать пищу с преувеличенным старанием. Бланш снова вступила в разговор:

– Мы пришли к тому же самому предположению, мессир.

Раздражение Ардуина по отношению к ней моментально исчезло. Теперь он чувствовал, насколько несправедливым и неуместным оно было. Множество женщин – молоденьких и в более зрелом возрасте, – не зная, кто он такой, давали ему понять, что обходительность и нежная настойчивость с его стороны не является для них неприятной. И он сам умертвил ту единственную, кто потряс настолько, что мысль о ней преследовала его днями и ночами. Женщина, для которой он стал «лицом бесчестья». Мари де Сальвен…

Он внимательно посмотрел на Бланш и спросил:

– Знаете ли вы о ком-нибудь из приезжих, кто поселился поблизости от небольшого поселка три-четыре месяца назад?

Она улыбнулась, и на ее щеках появились две очаровательные ямочки.

– У вас на редкость могучий ум, мессир. Мы сами задавали себе тот же вопрос. Но таких людей здесь не обнаружилось.

– Речь может идти о человеке, который вдруг стал одержим демоном, – заметил Антуан Мешо. – Кто-то, кого мы знаем настолько хорошо, что и в голову не придет его подозревать.

Неуверенность, прозвучавшая в голосе доктора, вызвала любопытство у Ардуина.

– Вы думаете о каком-то конкретном человеке?

Хозяин дома обменялся долгим взглядом со своей невесткой, а затем прошептал:

– Когда речь идет о настолько серьезных вещах, трудно указывать на кого-то пальцем, если ты в этом не абсолютно уверен…

* * *

Две юных феи снова появились в комнате, являя собой очаровательную балетную пару – улыбающуюся и безмолвную. Одна из служанок собрала досочки, залитые соусом, и мессир Правосудие подумал, что пес Юлиус сегодня наестся до отвала, ведь все остатки будут в его распоряжении. Служанки подали крем из слив в меду с цукатами и пряностями на вафле.

Ардуин восторженно произнес:

– Прямо королевский пир, честное слово!

– А то! Некоторые из моих пациентов схватили бы дьявола за хвост, лишь бы заполучить такую хозяйку[139]. Сколько вечеров подряд я приношу домой корзинку с фруктами или овощами, немного яиц и масла – все, что мне удается заработать за день… Во всяком случае, меня невозможно одурачить, и я могу отличить настоящих бедняков от тех, кто только плачется на отсутствие средств.

– Я в этом даже и не сомневаюсь. Так вот, возвращаясь к нашему разговору…

– Вы хотите, чтобы я назвал имя? Послушайте, мессир Венель, речь идет вовсе не о каких-то вычислениях, разрозненных элементах, которые мы собрали, может быть, не совсем законным путем. Тот, кого я имею в виду, – не просто невежа, у него репутация плута и грубого мерзавца[140]. Его супруга скончалась три года назад, и притом очень странным образом.

– Это как?

– Ее обнаружили утонувшей в яме с навозной жижей. На голове у нее имелись явные следы ушиба.

– Ее смерть была насильственной?

– Расследование, которое очень быстро свернули, как вы уже догадываетесь, пришло к выводу, что это всего лишь несчастный случай.