Яша еле сдержался:

— Где они порваны?

— Вот. Где это вы так перепачкались? В драку ввязались?

Только теперь до Яши дошло: ведь брюки порваны, и внизу, и на коленках, на них следы известки. Яша нерешительно помолчал. Потом сказал:

— Хулиганы напали.

— Где? Когда?

— Этой ночью. На Генсей.

— Что вы там делали, на Генсей?

— Надо было навестить кое-кого.

— Что за хулиганы такие? Почему они вам брюки порвали?

— Ограбить хотели.

— Во сколько это было?

— Что-то около часу ночи.

— Вы обещали, что будете рано ложиться. А в итоге шляетесь где-то, ввязываетесь в уличную драку. Ведите же себя благоразумно.

Яша ощетинился.

— Вы не отец мне. И не приставлены следить за хорошими манерами.

— Нет, конечно. Но у вас есть имя. Есть репутация. Надо поддерживать ее. Приходится смотреть за вами, будто я и есть отец. Едва лишь вы открыли дверь, я заметил, что вы хромаете. Будьте добры, заверните брючину, а еще лучше, снимите штаны совсем. Ничего у вас не получится. И чего вы добьетесь, меня обманывая?

— Да, я подрался.

— Наверно, и надрался.

— Ну, конечно, еще и убил несколько человек… — саркастически подхватил Яша.

— Ха! Осталась всего неделя до премьеры. И вы могли бы приобрести большое имя. Появились бы в Екатеринославе, и вся Россия перед вами. Вместо этого вас носит неизвестно где, и притом ночью. Заверните брюки повыше. И кальсоны тоже.

Яша сделал, как было велено. Под левым коленом кровоподтек, багрово-синий, сильно содрана кожа вокруг. Подштанники в крови. Вольский глядел на все это с немым упреком.

— Что они с вами делали?

— Меня ударили.

— Брюки в известке. А что там снизу? Конский навоз?

Яша хранил молчание.

— Почему вы не сделали примочку? Хотя бы холодной водой.

Яша не отвечал.

— Где Магда? Никогда она в это время не выходит.

— Пане Вольский, вы пока еще не следователь, а я — не грабитель банка. Прекратим этот допрос.

— Да, я не отец и не следователь, но это я, именно я за вас отвечаю. Это именно моя репутация поставлена на карту — не ваша. Простите, я не желал вас обидеть. Ведь когда вы пришли ко мне — то был простой фокусник, что представляет на базарной площади за несколько грошей. Это я вытащил вас из грязи. Теперь, когда вы на волне успеха, лезете на рожон, напиваетесь, и не знаю, что там еще… Идет уже последняя неделя, надо репетировать, а вы даже не показываетесь в театре. По всей Варшаве афиши, они кричат, что вы оставите позади любого фокусника, кто бы он ни был, хоть из нынешних, хоть из прежних. А вы калечите ногу и даже не зовете доктора. Не раздевались со вчерашнего дня. Небось, прыгнули из какого-нибудь окна, — произнес Вольский уже другим тоном.

По спине у Яши прошла дрожь.

— Почему это из окна?

— Без сомнения, убегали от какой-нибудь замужней красотки. Наверно, муж появился неожиданно. В таких делах вы понимаете. Я-то уже стар для этого… Раздевайтесь и ложитесь в постель. Да, вас одурачили, но это не кто иной, как вы сами. Сейчас вызову доктора… Все газеты только и пишут про ваше сальто на канате… Повсюду только об этом и разговору. И вдруг вы такое сделали… Если сейчас провалитесь, все кончено.

— К премьере я буду здоров.

— То ли да, то ли нет. Раздевайтесь. Хочу посмотреть и на другую ногу после вашего прыжка.

— А сколько сейчас времени?

— Десять минут двенадцатого.

Яша открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент услыхал, как поворачивается в двери ключ. Это Магда. Она вошла, и Яша вытаращил глаза. На ней было нарядное платье по последней моде, соломенная шляпка с цветами и вишнями, ботинки с высокой шнуровкой. Со вчерашнего вечера она как будто стала стройнее, смуглее, старше. Только прыщи и лишаи по-прежнему покрывали лицо и шею. Увидав Вольского, Магда пришла в изумление, попятилась обратно к двери. Вольский снял шляпу. Волосы на голове слиплись, будто на нем плохой парик. Поклонился. Черные глаза увлажнились. Он переводил взгляд то на Яшу, то на Магду — смотрел с изумлением и с отеческой заботой.

«Панна Магда, — проговорил Вольский не слишком твердо — тоном человека, который читает мораль, но делает это очень неохотно, — нам с вами, вдвоем, придется смотреть за ним… Это же ребенок… Артисты — как малые дети, иногда и того хуже… Погляди-ка, что он с собой сделал!..»

— Пожалуйста, пане Вольский, больше ни слова! — воскликнул Яша.

Магда ничего не сказала, только молча глядела на голую Яшину ногу, разглядывала рану.

— Куда это ты ходила в такую рань? — спросил Яша. Такой вопрос, мгновенно сообразил Яша, мог бы увести разговор в другое русло — чтобы не обсуждать, почему он не ночевал дома. Однако же было поздно. Магда подалась вперед. Зеленые глаза ее загорелись. Она шипела, как разъяренная кошка.

— Потом расскажу, я-то во всем отчитаюсь.

— Что такое между вами? — спросил Вольский ворчливо, тоном старого родственника. Никто ничего не ответил, и он продолжал: — Ну, ладно, пойду за доктором. Приложите холодный компресс. Может, в доме найдется йод? Если же нет, принесу из аптеки.

— Пане Вольский, не хочу я никакого доктора! — твердо сказал Яша.

— Вот еще! Почему нет? Всего шесть дней до премьеры. Люди уже заранее купили билеты. Полтеатра закуплено.

— Я готов к премьере.

— Нога не заживет сама по себе. И что это вы так боитесь доктора?

— Мне надо еще сегодня быть кое-где. А к доктору я после схожу.

— Куда это вы собрались? Да вы не доберетесь никуда с такой ногой!

— Он собрался к одной из своих потаскух! — прошипела Магда. Губы у нее дрожали. Глаза готовы были выкатиться из орбит. Это в первый раз тихая, робкая, застенчивая Магда произнесла такие слова, да еще при постороннем. Проговорила она тихо, но при ее деревенском произношении слова прозвучали резко, будто выкрик. Вольский стоял с кислой миной, будто проглотил какую-то гадость.

— Не желаю мешаться в ваши дела. Не желаю и не имею права. Всему свое время. Годы и годы ждали мы этого дня. Сегодня это ваш шанс стать знаменитым. Так нет же, вы, как гласит старая поговорка, бросаете ружье в сторону за час до победы.

— Ничего я не бросаю.

— Пшепрашам. Тогда позвольте вызвать доктора.

— Нет.

— Ну, нет так нет. Я уже тридцать лет или около того импресарио, и мне уж доводилось видеть, как артисты сами губят себя. Годы и годы взбираются наверх, а когда уже видна вершина, падают и разбиваются. Почему так происходит, не знаю. Может, им нравится барахтаться в грязи… Что сказать Кузарскому? Он спрашивал про вас. Там, в театре, против вас что-то такое… И что отвечать директору в Екатеринославе?.. Надо отправить депешу.